— Удивительно, что вы, занимая такое высокое положение, можете собраться вместе.
— Мы обязательно выкраиваем время на то, что важно для нас.
Заметит ли Элоиза, поймет ли, что семья важнее для него, чем пресс-релиз или счет в банке?
Она откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди:
— Все твои братья счастливы в браке. А значит, твоя мама, вероятно, хочет, чтобы ты последовал их примеру: нашел хорошую жену и начал плодить краснощеких херувимчиков. Потому ты и откопал меня.
Он ни на дюйм не приблизился к тому, на что рассчитывал. Джон положил телефон на край стола рядом со стеклянным пресс-папье:
— Фантастический сценарий!
— Но ты его не отрицаешь.
Он сдавал позиции, сам не понимая почему:
— Моя мама, конечно, дама волевая, но я — ее сын и тоже обладаю волей. Никто не может меня к чему-то принудить.
— Кроме выпитой до дна бутылки.
— Я не был пьян, когда мы поженились. — Джон выпил тогда только две бутылки пива. — А вот ты была пьяна.
— Ты хочешь сказать, что искренне хотел на мне жениться?
— Тогда я так считал.
— Ты просто играешь мною. — Элоиза пересекла комнату и открыла шкаф с постельным бельем. — Мне не нравится, что ты надо мной потешаешься.
Легкость, с которой она отметала все, что произошло между ними год назад, глубоко ранила Джона. Все его браться женились. Он думал, что его чувства к Элоизе напоминают то, что они называли «найти свою половинку». Очевидно, он ошибся.
— Я никогда не стал бы над тобой потешаться. — Отчаяние резало ему грудь, как острая бритва. — Давай вернемся к вопросу о сексе.
Элоиза рассмеялась:
— Мы еще ни слова не сказали о сексе.
— Ты упомянула херувимчиков. — Они употребляли старомодные выражения, но Джон находил это интригующим и к тому же хорошим способом снять раздражение. — Мне жаль, если твоя мать никогда не рассказывала тебе, что детишки появляются в результате секса.
— Тебе это кажется забавным? — Ее лицо опять окаменело.
— А разве нет? Ну-ну.
Элоиза бросила на диван комплект постельного белья:
— Устраивайся сам, Я больше не могу.
Прежде чем отправиться наверх, она взяла свою сумку. Ее поведение, неожиданная смена настроения поразили Джона. У него даже не было сил порадоваться, что Элоиза позволила ему остаться. Он услышал, как дверь ее спальни закрылась. Потом щелкнул замок.
Где-то он совершил ошибку. Оставалось понять, что он сделал не так.
Наверху, в своей спальне, Элоиза опустилась на край кровати, потом сползла на пол. Она сжала в кулаке ключи, а слезы двумя ручьями потекли по ее щекам.
Когда Джон взял пресс-папье, она чуть не упала на колени. Потеряв ребенка на четвертом месяце беременности, Элоиза устроила тайные поминки: принесла на берег моря букет розовых бутонов, бросила в воду и молилась, пока волны уносили его прочь.
Один бутон она оставила себе. Он высох куда быстрее, чем ее слезы. Потом она заказала стеклянное пресс-папье, в которое были вплавлены бутон, ракушка и горстка песка с того берега.
Джон любил детей. Это было особенно заметно по его глазам, когда он показывал ей семейные фотографии. И каждое детское личико открывало в сердце женщины новую рану, заставляло представлять, как мог выглядеть сейчас ее ребенок. Ее и Джона.
Доктор успокаивал ее, заверял, что такие вещи случаются, что у нее обязательно еще будут дети. Но Элоиза не могла даже думать о том, что надо вступить в более или менее длительные отношения с каким-либо мужчиной. Не говоря уже о создании семьи.
Постоянный страх перед врагами ее отца, боязнь повторить судьбу матери… Элоиза вытерла слезы.
Боже, до чего все плохо!
Что сказал бы Джон, если бы узнал, что она скрыла от него свою беременность?
Элоиза сама не понимала, почему не связалась с ним и не сообщила о ребенке. Она собиралась сделать это перед самыми родами. А когда случилось несчастье, горе настолько подавило ее, что было не до звонка Джону.
А потом рассказывать ему о ребенке было уже бессмысленно.
Телефон завибрировал у нее в сумке, прервав очередное рыдание. Элоиза была не в состоянии разговаривать с кем-либо. Но к счастью, это было только СМС-сообшение.
Она достала телефон. На дисплее высветилось послание от Одри: «Ты дома? Беспокоюсь».
Элоиза сжала телефон в руке. Она никому не доверяла свои секреты, слишком тяжелые и горькие. И сейчас она подавила глупый порыв раскрыть душу перед сестрой.
Молодая женщина набрала ответ: «Дома. В порядке. Не волнуйся».
Элоиза отправила сообщение и встала. Надо умыться и лечь спать. Сможет ли она спать, зная, что Джон лежит там, внизу, на диване?
Телефон опять завибрировал. Снова Одри: «А что богач? С тобой?»
Элоиза положила телефон на столик в ванной. Пальцы замерли на клавиатуре. Что она может сказать сестре?
Присутствие Джона определенно волновало ее, причем гораздо сильнее, чем она могла представить. Но если она хочет выиграть время, чтобы решить, что делать с ним, с отцом, со своим происхождением, придется поиграть в предложенную им игру.
Как долго? И чего она, собственно, хочет?
Элоиза посмотрела на себя в зеркало. На ее лице не было косметики, однако щеки горели так, как никогда раньше, если не считать тот месяц в Испании.
Вот она, правда. Все очень просто. Но Элоиза не может сейчас спуститься вниз, сбросить с Джона одеяло, послать к черту последствия и получить то, чего ей хочется больше всего на свете, причем на законных основаниях. Однажды она так поступила и оказалась в теперешней ситуации.
И тут Элоизе в голову пришла другая, весьма заманчивая, мысль. Что, если они опять лягут вместе в постель, но на сей раз ради удовольствия, без всяких колец? Она позволила их отношениям стать слишком серьезными, а это было ошибкой со всех точек зрения.
Так сможет ли она, забыв прошлое, завести роман со своим бывшим мужем?
Элоиза удержалась и не спустилась к Джону, хотя ей очень захотелось это сделать, когда она проснулась около четырех часов утра…
Но вот солнечные лучи пробились сквозь тростниковые жалюзи. Теперь она имеет право встать и выйти из комнаты, не считая себя побежденной. Сейчас только шесть тридцать. Она может полюбоваться спящим Джоном. Эту радость Элоиза упустила той их единственной ночью.
Молодая женщина надела халат, туго завязала пояс и только потом направилась к лестнице. На полпути вниз она увидела, что диван пуст. Только тонкое покрывало немного свешивалось набок. Подушка еще хранила след его головы. Элоиза быстро пробежала остальные ступени, утопая босыми ногами в ковровой дорожке.