Где же Джон? В ванной тихо, дверь приоткрыта, зеркало запотело, с крюка свешивается голубое полотенце. Он исчез так же внезапно, как появился. И это после того, как в шутку заявил, что хочет провести с ней ночь?! От одной мысли о том, что у нее была возможность заняться с ним любовью, по ее коже словно пробежали искры.
Элоиза быстро прошла в кухню, но там тоже никого не было.
— Ну-ну, — донесся откуда-то мужской голос.
Она подошла к окну и выглянула в сад. Джон сидел в шезлонге, прижимая к уху мобильный телефон. Следовало бы каким-то образом оповестить его о своем присутствии, открыть и захлопнуть дверцу шкафа например, но любопытство заставило Элоизу молчать.
Джон вытянул ноги в джинсах, такие сексуальные в лучах утреннего солнца. Было что-то очень притягательное в его босых ногах, обнаженных руках и плечах.
Преследовавшие Элоизу воспоминания о той ночи в Испании вспыхнули с новой силой. Возможно, она выпила тогда лишнего и кое-что забыла, но секс помнила отчетливо. Хороший секс. Замечательный! Она так хотела Джона, что нетерпеливо оторвала пуговицы от его рубашки.
Элоиза всю жизнь считала себя человеком уравновешенным, с академическим складом ума. И была совершенно сбита с толку своей реакцией на физические прелести Джона.
— Хорошо, — сказал он собеседнику на другом конце линии и отбросил со лба еще влажные волосы. — Как я понимаю, это вычеркивает неделю из нашего графика. Отправь мне новые предложения. Я дам ответ в конце дня. — Он послушал, потом кивнул. — Меня можно найти по этому номеру. А пока жду от тебя факс.
Джон отключил телефон. Непохоже было, что он набирает еще какой-то номер. Видимо, решил прерваться на некоторое время. Теперь он в любую секунду мог встать и заметить ее. Элоиза огляделась, ища способ сделать вид, что она чем-то занята, а не просто подслушивает. И схватила пустой кофейник от кофеварки.
Джон встал и потянулся.
У нее пересохло во рту. Его грудь была точно такой, как она помнила, а золотистый загар делал ее еще притягательнее.
Взгляд Элоизы скользил по его груди, потом ниже, ниже. О боже! Верхняя пуговица джинсов осталась расстегнутой.
Элоиза оперлась о столик, чтобы удержать равновесие.
Наконец она оторвалась от лицезрения обнаженного живота и посмотрела на Джона. А он смотрел прямо на нее. Элоиза замерла у кухонного стола, с кофейником в руке.
— Извини, Джон, — пробормотала она, принимаясь за дело, пока он входил в кухню. — Я не хотела прерывать тебя.
— Все в порядке. Мы уже обсудили все дела, — ответил он, кладя телефон в карман.
Джон изучал ее так же пристально, как она его.
— Ты готовишь кофе или чай? — поинтересовался он.
Элоиза уставилась на электрический чайник. Черт, она забыла его включить.
— Кофе. — Женщина повернулась кстолу и сосредоточилась на приготовлении очень крепкого кофе в надежде на то, что к тому моменту, когда выпьет последнюю каплю, она сумеет вернуть самоконтроль и хоть немного собственного достоинства. — Ты говорил с адвокатом о продвижении дела о разводе?
— Этот разговор касался моей работы.
Голос Джона, его теплое дыхание ласкали ее плечо. А она даже не слышала, как он подошел. У него очень тихая для такого крупного мужчины походка.
— У тебя есть работа? — рассеянно спросила она и, боясь уронить стеклянный кофейник, поставила его на стол. И почему ее пальцы словно онемели?
Джон закинул «конский хвост» ей на плечо:
— Мне кажется, этот вопрос оскорбителен.
Элоиза открыла шкаф и достала пакет со своим любимым кофе.
— Разве, когда мы встретились, ты не проходил преддипломную практику, как и все остальные? — Она повернулась к нему. — Я решила…
Джон вздернул бровь:
— Ты думала, я вечный студент и живу на папоч- кины и мамочкины денежки? Хорошее же представление ты обо мне составила.
Элоиза высыпала кофейные зерна в кофемолку, закрыла крышку и нажала «старт». Шум перемалываемых зерен взвинтил ее и без того неспокойные нервы.
— Ты тоже думал про меня разные вещи.
— Например? — Он наклонился над столом так, чтобы она могла его видеть.
— Тогда, в Мадриде, я не хотела отличаться от других практикантов. — Она скрестила руки на груди, поставив перед собой задачу: покрепче прижать халат к телу и не поддаться искушению дотронуться до груди Джона. — И вела себя совершенно не так, как мне свойственно.
— То есть?
— Я домоседка, а вовсе не любительница путешествовать. Я люблю читать, люблю пить кофе, сидя в шезлонге. Пойми, я — книжный червь, а не развеселая девица, которая постоянно напивается и ни с того ни с сего выходит замуж за какого-нибудь красавчика.
— Значит, ты считаешь меня красавчиком? — Его голубые глаза сверкнули.
— Ты знаешь, что я считаю тебя физически привлекательным, — сказала Элоиза строгим «библиотечным» тоном, который ставил на место самых ярых любителей пошалить. — Но нам надо поговорить о куда более важных вещах.
— Конечно, конечно. — Джон взял яблоко из вазы с фруктами. — У меня есть теория.
— Какая же?
Они оба почти обнажены. Он держит яблоко. Так где же змей? Ведь Элоиза воистину подвергается искушению…
Джон взмахнул рукой:
— Я предполагаю, что на самом деле ты — нежная женщина, которая путешествует по белу свету и рискует под влиянием момента, даже если знает, что риск напрасен. В глубине души ты готова рисковать снова и снова, потому что не сомневаешься, что иногда риск оправдан.
— Это все твои фантазии.
Джон, не отвечая, откусил большой кусок яблока. Ну почему он не взял какую-нибудь невинную сливу или мандарин?
Элоиза смотрела, как он жует. Она делала это и раньше, в Испании, на вечерних посиделках, где собиралась вся команда. Тогда она всего лишь тешила себя мечтами о Джоне, не предполагая, что однажды они осуществятся.
А теперь она грезит наяву, чувствуя, как его губы целуют ее обнаженное тело…
Но губы Джона двигались, потому что он что-то говорил, а она представления не имела, что именно.
— Извини? — Элоиза аккуратно разложила в вазе сливы.
Джон отложил наполовину съеденное яблоко:
— Время, которое мы провели вместе, было очень насыщенным. В такие моменты можно многое узнать о человеке.
К чему он клонит?
— Но на следующее утро ты согласился, что мы совершили ошибку.
— Правда?
Элоиза смотрела в серьезные голубые глаза Джона и старалась понять его, осознать всю эту противоестественную ситуацию. Но по выражению его лица нельзя было понять ничего.