Баркер резко повернулся к Гамильтону, явно желая возразить, и тут он — одновременно со мной — увидел, как внушительного вида почти двухметровый Адамс, стоя за стулом своего хозяина, буквально трясется от страха. Я подумал: если бы Гамильтон вышел на минуту, можно было бы спросить дворецкого о причине его испуга, но владелец Сефтон Холла, находясь в пылу охотничьего азарта, явно ни на секунду не собирался вставать из-за стола.
Баркер пристально посмотрел на дворецкого и, осознав, в каком состоянии тот находится, отвел взгляд; более он не участвовал в разговоре, пока, минут через двадцать, не настало время портвейна.
— Последний шанс, — сказал Гамильтон, — и возможность избежать полного разгрома.
Была подана сырная тарелка, и каждый из нас выбрал себе по вкусу; я сохранил верность чеддеру, хотя — и я мог бы заверить в этом Гамильтона — его чеддер точно был не из Сомерсета. Я бросил взгляд на Адамса — тот был бледнее своей туго накрахмаленной сорочки и, казалось, вот-вот упадет в обморок. Но все обошлось, дворецкий разлил портвейн и вернулся на свое место, за хозяйским стулом. Гамильтон, похоже, просто не заметил ничего необычного.
Баркер сделал несколько глотков портвейна, на этот раз безо всяких ритуальных действий.
— Тейлор, — сказал он.
— Согласен, — отозвался Гамильтон. — Но поскольку во всем мире существуют лишь три пристойных поставщика портвейна, главный вопрос здесь — это год, и вы, мистер Баркер, как человек, занимающий столь высокий пост президента Общества любителей вина, должны это знать не хуже моего.
Фредди кивнул в знак согласия и твердо сказал: «Тысяча девятьсот семьдесят пятый», а затем быстрым движением перевернул карточку.
Я тоже смог прочесть, пусть и вверх ногами: «Тейлор 1927 года».
Баркер, как и в предыдущий раз, резко повернулся к нашему хозяину, который буквально трясся от хохота. Дворецкий впился в Баркера затравленным взглядом. Баркер, после секундного колебания, достал из внутреннего кармана чековую книжку и заполнил чек на имя Сефтона Гамильтона и на сумму 200 фунтов стерлингов. Поставил свою подпись и без единого слова передал чек хозяину дома.
— Но это всего лишь половина дела, — напомнил Гамильтон, наслаждаясь каждым мгновением своего триумфа.
Баркер встал и после неловкой паузы произнес:
— Я — пустозвон.
— Именно так, сэр, — подтвердил Гамильтон.
По прошествии трех, самых неприятных, пожалуй, часов в моей жизни, мы покинули дом Гамильтона. Мы с Генри молчали, чувствуя, что следует предоставить возможность Баркеру первым отреагировать на ситуацию.
— Боюсь, джентльмены, — нарушил он, наконец, молчание, — что я не смогу составить вам компанию в течение нескольких ближайших часов. С вашего позволения, я немного прогуляюсь. Мы встретимся в «Гербе Гамильтона» около половины восьмого. Стол накроют к восьми.
Он попросил Генри остановиться, вылез из машины и пошел по узкой сельской тропинке. Мы не тронулись с места, пока Баркер не скрылся из виду.
Несомненно, я сочувствовал Баркеру, хотя все произошедшее и привело меня в замешательство. Как мог президент Общества любителей вина допустить столько грубых ошибок? Ведь мне, например, достаточно прочесть одну страницу Диккенса, чтобы понять, что это не Грэм Грин.
Подобно доктору Ватсону, я терялся в догадках.
Мы сидели у камина в баре «Герба Гамильтона», где Баркер и нашел нас около половины восьмого. Прогулка явно пошла ему на пользу, и он пребывал в хорошем расположении духа. Разговор зашел о пустяках, и никто ни словом не упомянул о случившемся.
Несколько минут спустя, повернувшись, чтобы взглянуть на старинные часы над дверью, я заметил Адамса, дворецкого Гамильтона, сидящего у стойки и погруженного в серьезный разговор с хозяином «Герба». Я бы не обратил на них особого внимания, не будь у дворецкого такой же затравленный вид, что и сегодня днем. Его собеседник тоже выглядел встревоженным, будто инспектор акцизного управления только что уличил его в недоливе.
Хозяин, взяв несколько экземпляров меню, подошел к нам.
— В этом нет никакой необходимости, — сказал Баркер. — Ваша репутация — самый верный залог. Вверяем себя вам и с удовольствием отведаем то, что вы нам предложите.
— Благодарю вас, сэр, — сказал хозяин и протянул Баркеру карту вин в кожаном переплете.
Баркер взял карту, внимательно ознакомился с ее содержанием и широко улыбнулся.
— Думаю, мы положимся на ваш вкус и при выборе вин, — сказал он. — Мне почему-то кажется, что вы сами знаете, что именно я хотел бы заказать.
— Разумеется, сэр, — сказал хозяин, взяв карту вин из рук Фредди.
Я был до крайности заинтригован, памятуя о том, что Баркер никогда прежде не бывал в этом месте.
Хозяин направился на кухню, а мы продолжили нашу беседу ни о чем. Через четверть часа он вернулся:
— Стол накрыт, джентльмены.
В зале было не более десятка столиков, и только наш был еще не занят — лишнее свидетельство популярности заведения.
Выбор хозяина — консоме и утка, нарезанная тонкими ломтиками, — заставлял предположить, что он знал о нашей недавней плотной трапезе в Сефтон Холле.
У меня вызвало удивление и то, что все вина были поданы в графинах; я было даже предположил, что хозяин остановил выбор на вине своего изготовления. Однако, попробовав их одно за другим, я понял, что, даже на мой неискушенный вкус, они значительно превосходят все, что нам сегодня довелось пить у Гамильтона. Баркер смаковал буквально каждый глоток, а по поводу одного из вин у него вырвалось:
— Это нечто потрясающее!
По окончании трапезы мы, приняв непринужденные позы, закурили сигары, наслаждаясь великолепным портвейном.
Только тогда Генри заговорил о Гамильтоне.
— Позволительно ли будет нам проникнуть в тайну сегодняшнего ланча?
— Мне и самому пока не все ясно, — ответил Баркер, — но одно могу сказать наверняка: отец Гамильтона знал толк в винах, а вот его сын — нет.
Я собрался было продолжить расспросы, но тут к нашему столу подошел хозяин.
— Прекрасная кухня, — объявил Баркер. — А что касается вин — они просто необыкновенные.
— Вы очень любезны, сэр, — сказал хозяин, подавая счет.
Стыдно признаться, но, будучи не в силах преодолеть свое любопытство, я мельком глянул на итоговую строчку — и не поверил глазам: сумма составила двести фунтов.
К моему удивлению, Баркер сказал лишь:
— Вполне сходно, принимая во внимание…
Он не договорил и, выписав чек, протянул его хозяину со словами:
— Шато д'Икем восьмидесятого года я пробовал до этого лишь раз в жизни, а Тэйлор двадцать седьмого — и вовсе только сейчас.