Руди замолчал, наблюдая, как внизу небольшой пароходик швартуется у причала прямо под ними.
— Я лишь жалею, что перед смертью он не рассказал мне, что случилось с моим отцом.
— Но ведь он вам рассказал!
— Да? А я не верю, что мой отец покончил с собой. И до тех пор, пока у меня не будет причин думать иначе, я хочу точно знать, что произошло.
— Возможно, вы никогда этого так и не узнаете. — Алекс придвинулась к Руди. — Есть вещи, которых лучше и не знать, верно?
Руди не сводил взгляда с озера.
— Я всегда считал, что однажды узнаю наверняка… — Он обернулся к Алекс. — Ой! Я вот о чем подумал! Неужели в банке не хранятся все операции с компьютером? Возможно, есть записи, датированные 1987 годом?
— Говорят, что каждые несколько лет компьютер чистят, удаляя ненужную информацию.
— А на самом деле?
— Не знаю. Судя по банку «Гельвеция», можно предположить, что такая информация хранится где-то на диске. Однако в этом они никогда не признаются. Но я уверена, любой банк немало заплатил бы нам, чтобы добраться до старых кодов восьмидесятых…
— Погоди минутку! У тебя же есть доступ к банковскому компьютеру, так ведь? Ты можешь раздобыть всю необходимую информацию!
— У меня нет доступа к банковским документам. У меня доступ лишь к кодам — той части компьютера, которая указывает ему, какую конкретную операцию выполнить.
— Неужели ты не можешь залезть в компьютер, чтобы предоставить мне, клиенту, нужную информацию?
— Не могу. Извините. — Алекс протянула ему руку. — Мне пора. Я сказала на работе, что задержусь, но это не значит, что меня не будет все утро.
— Ты возвращаешься на работу? После того что мы только что пережили?
— Мне очень жаль. У меня работа.
— Постой. — Руди взглянул на часы. — Ты все равно не будешь работать. Сейчас обед. — Он улыбнулся. — Ну давай. Позволь угостить тебя обедом. Я не хочу есть один, во всяком случае, сегодня.
Руди указал на красивую старую гостиницу справа, на берегу озера.
— Это «Баур-о-Лак». Там один из лучших ресторанов в Цюрихе. Можно даже пообедать на воздухе — в саду. Что скажешь? Я угощаю тебя в знак благодарности за помощь. После всего, во что я втянул тебя утром, это меньшее, что я могу сделать.
Руди двинулся к гостинице.
Стоимость аперитива, который пила Алекс, и салата с фуагра во много превосходила расходы Алекс на питание. Руди настоял на том, чтобы заказать «Брунелло ди Монтальчино деи Анджели» — самое дорогое вино, какое нашлось в меню.
— Повезло. — Алекс наблюдала за тем, как аккуратно им наливают вино. — Теперь у вас есть счет на сумму больше чем треть миллиарда долларов. Можете всю оставшуюся жизнь так питаться.
— Но это не мой счет. Или ты забыла?
— Верно, но вы же знаете, что в любой момент можете снять с него деньги. Кто вам помешает?
— Ты забыла. — Он подняла бокал за здоровье Алекс и сделал большой глоток. — Полиции все известно обо мне. И о счете.
— Как будто им не все равно. — Алекс отпила из своего бокала. Вино было превосходным.
— И все же я так и не могу до конца поверить, что столько денег лежало — столько денег лежит сейчас — на счету! — Руди поднял бокал и посмотрел вино на свет. — Не могу поверить, что один человек мог доверить другому такую уйму денег.
— Уверена, когда счет открывали, денег, скорее всего, было не так много. — Алекс быстро подсчитала в уме. — Предположим, что активы, которые оказались в руках твоего отца, росли лишь на пять процентов в год, это меньше, чем убеждал нас Охснер, — все равно в 1930-х нужно было иметь не больше нескольких сотен тысяч долларов, чтобы сегодня получить 397 миллионов, даже несмотря на обвалы рынка, если только все время вкладывать проценты и дивиденды в акции.
— Правда?
— Чудеса математики. Экспоненциальный рост, как назвал это Охснер. Забыли? Проценты начисляются на проценты, и сумма растет в геометрической прогрессии. Это все равно что начать с одного цента и каждый день в течение месяца удваивать сумму. По истечении тридцати дней получится больше миллиона. — Она сделала большой глоток. — Во что я не верю, так это в то, что никто в банке никогда не связывался с вами. В Штатах вас завалили бы ежегодными отчетами, ходатайствами об оформлении доверенности, декларациями о доходах. Моя мать пачками получала подобную ерунду, не имея средств, о которых стоило бы упоминать. А что уж говорить о сотнях миллионов долларов, вложенных в акции и облигации! Не может быть, чтобы вам хоть что-то не присылали.
— Но это секретный вклад, — ответил Руди, как будто эти два слова все объясняли. — Тебе никогда не пришлют никаких бумаг, если ты сам не потребуешь. С тобой никогда не выйдут на связь, если ты сам не попросишь.
— Пусть так. Неужели в Швейцарии не платят налоги на прибыль? На доходы от прироста капитала? Почему к вам никто не обратился?
— Если налоговым службам не сообщать о вкладе, сами они ничего о нем не узнают.
— Как можно не знать о счете в треть миллиарда долларов?
— Ты не сильна в швейцарской банковской системе, верно? — улыбнулся Руди. — По закону швейцарский банк не может никому сообщать о вкладе — даже налоговым органам.
Он налил в бокалы вина.
— По правде говоря, швейцарский банк никогда сам не будет выходить на связь с клиентом. Только по просьбе самого клиента. Происходит это потому, что большинство владельцев зарубежных счетов не получают никакой информации по почте, поскольку не хотят подвергаться риску: вдруг налоговые органы у них на родине узнают, что они имеют счет в швейцарском банке. Обычно владельцы счетов сами раз в год приезжают в Швейцарию, чтобы проверить, как идут дела. Они немного походят по магазинам — в Париже или в Лондоне, — потом возвращаются домой. Вот так.
— А если владелец не объявится?
Руди развел руками.
— Банк просто ждет. По закону они не могут ничего предпринять. В единственном случае швейцарский банк предоставит информацию о вкладе — кому бы то ни было, — если будет доказано, что совершено преступление.
Руди откинулся на спинку стула и закурил.
— Я имею в виду настоящие преступления — не уклонение от уплаты налогов, что в Швейцарии, кстати, лишь гражданское правонарушение, а не уголовное преступление. Если бы ты являлась швейцаркой и была поймана на махинациях с налогами, тебя не могли бы посадить в тюрьму. Ты обязана была бы заплатить лишь то, что с тебя причитается.
У Руди зазвонил телефон. Он взглянул на дисплей, потом на Алекс.
— Странно. Звонок с номера Охснера.
Руди нажал на кнопку, чтобы ответить.
— Должно быть, это его жена. — Он заговорил на швейцарском немецком.