Я с огромным облегчением ответил, что мое возвращение именно так и надо расценивать. И тогда он стал обзванивать оба свои отдела, а Влачек сидел ввинчивал сигарету в длинный мундштук и пытался хоть как-то разрядить обстановку. Но он был смущен и оттого не так болтлив, как обычно.

– Ну вот, – сказал наконец Галушка, опуская трубку, – можно идти.

Он выглянул в окно и вытащил зонт из подставки.

– Если хотите, оставьте здесь свой плащ, пан Вистлер. Нам хватит одного зонта на двоих. Идти недалеко.

Дождь был божьим даром. Перед этим я все думал, куда бы мне деть свой плащ, потому как не хотелось, чтобы оба путеводителя оказались в одной и той же комнате.

– Да нет, спасибо, – сказал я. – Я, пожалуй, захвачу его с собой. Не помешает. А вот эту книжку действительно можно оставить. – Я сам поражался, как у меня все гладко получается.

– Конечно, – ответил он. И потом говорит: – А вы снова ходите со своим путеводителем? Ну, уж на этот раз мы не дадим вам его забыть!

И все. КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

Когда мы выходили из кабинета, затылок у меня был абсолютно мокрый от пота. Коротышка Влачек увязался, за нами. Никто не поинтересовался, есть ли у него плащ, и зонта ему Галушка не предложил. Он страшно вымок.

Я приехал на завод в половине десятого, и еще не было двенадцати, как я закруглился.

Нет ничего скучнее техники производства стекла, конечно, если вы не безумно увлечены этим процессом. Смесь скучнейших минералов прокатывается и заливается в форму – в зависимости от того, что вы хотите получить. Вопросы, которые я в этот раз задавал, были связаны с «металлизацией» тонкой стеклянной посуды и отжигом в трех разных диапазонах, на пробу. В прошлый раз Галушка настаивал на том, чтобы я все записывал, – иначе, мол, ничего не останется в памяти. И потому, когда я вынырнул наконец из последнего цеха, в руках у меня был полностью исписанный блокнот, а на лице – лихорадочный интерес.

Дождь кончился, и земля курилась в этой тропической жаре.

– Вот видите, пан Вистлер, – восклицал Влачек, – я же вам сказал, что вы привезли с собой хорошую погоду!

Он уже начал чихать, но оптимизма не утратил.

– Мы в городе очень нервничали из-за воскресного парада, – говорил он Галушке. – Но метеослужба сегодня пообещала отличную погоду. Им-то было невдомек, что это пан Вистлер ее привез! – восклицал он радостно.

– А-а, парад, – сказал Галушка. – А вы, пан Вистлер, останетесь на него посмотреть?

– Боюсь, что нет. Мне завтра лететь обратно.

– Пропустите очень интересное событие. Юноши и девушки со всех концов страны в национальных костюмах… посвятившие себя служению родине – глядя на это, начинаешь понимать, в чем источник нашей силы!

Так как я впитывал каждое его слово, он вроде проникся ко мне симпатией и теперь был явно не прочь постоять и потрепаться. И мне тоже было некуда спешить. Каждая минута, проведенная здесь, была бонусом для того, кто сейчас занимался «Норстрандом». О совместном обеде ничего сказано не было. Я все думал, успеет ли этот таинственный Голомбек, этот «чертов осел», закончить своё дело.

Мы пошли к главному корпусу. У входа уже стояла машина.

– Надеюсь, теперь вы располагаете исчерпывающей информацией, – сказал мне Влачек. – Пока мы здесь, может, хотите еще о чем-нибудь расспросить товарища Галушку?

Но я ничего не мог придумать. Был просто не в состоянии выжать из себя еще что-нибудь про стекло. А только чувствовал, что затылок у меня снова весь мокрый – оттого, что я не знаю, как заговорить про «Норстранд».

– Если будут еще вопросы, – сказал Галушка кладя одну лапу мне на плечо, а другой хватая меня за руку, – обращайтесь без всякого стеснения. Я не рассержусь. – И, улыбаясь своими разнокалиберными глазками: – Я прекрасно вам все объясню.

– Да нет… Мне кажется, я выяснил все, что нужно…

И тут беспрестанно чихающий, но очень сообразительный Влачек пришел мне на помощь:

– А как же ваш путеводитель, мистер Вистлер? Вы снова чуть его не забыли.

Прошла целая вечность. Мы с Влачеком ждали на фоне курящихся луж. Потом наконец возник Галушка. В руках у него был «Норстранд». А минутой позже мы уже мчались обратно в Прагу.

Канлиф был прав – если не дрейфить, то, в общем-то, ничего особенного!

4

Машина подкинула меня до «Словенской», и Влачек прочихал мне «до свидания». На самом деле, он был славный коротышка, и мне было его жаль. Если начнут искать козла отпущения, ясно, кто им окажется.

Было только половина первого, обедать еще рано. Я был на диком взводе, слишком возбужден, чтобы идти в номер. И решил, что стоит пройтись в сторону музея, а по дороге чего-нибудь выпить.

Голова у меня была легкая и кружилась от радости. По прошлому опыту я знал, что это пройдет, что очень скоро я завибрирую, как струна рояля. Но сейчас, в настоящий момент, я понимал, что все в ажуре, что я получил то, что нужно! Все складывалось само собой, и была в этом некая предрешенность. Теперь главное – чем-то заполнить время до десяти утра.

На Вацласке Намести все сияло под солнцем – булыжник, тротуары, деревья. Все искрилось и курилось влагой прошедшего дождя. Как Влачек и говорил, подготовка к празднику шла полным ходом, вокруг царили суета и оживление. Рабочие, взобравшись на приставные лестницы, развешивали лозунги и транспаранты. Около ресторана «Злата хуза» целая бригада, раскачиваясь в люльке, поднимала какой-то триптих. Дальше, через улицу Оплеталу, по которой, дребезжа, бежали трамвайчики, шел транспарант: ЗА ПРОЧНЫЙ МИР, ЗА НАРОДНОЕ ПРОЦВЕТАНИЕ!

Молодые девицы, высыпав из офисов в обеденный перерыв, болтая и хихикая, прогуливались по тротуарам, и легкие летние платья туго облегали их сочные славянские стати. Даже старухи в черном – этот непременный элемент пейзажа, – и те будто заразились общим весельем и тащили свои кошелки, улыбаясь беззубыми ртами.

Так я дошел до статуи Святого Вацлава и тут решил, что, пожалуй, стоит выйти на набережную – чего-нибудь пропустить. Подмигнув ему и его железному коняге, я пересек дорогу, пошел по улице Мезибранской, мимо музея и потом прогулялся под липами до кафе «Ман».

Когда я дошел до него, пробило час дня, и толпы разбрелись обратно по своим офисам. Я сел на улице за столик, заказал себе большую кружку пива и пил его, наблюдая за тем, как купальщики ныряют с мостков в плавящуюся под солнцем реку.

Есть мне не хотелось. Так, потягивая пиво, я просидел в кафе до трех часов дня. Потом солнце спряталось, и небо затянуло тучами. Тогда я взял свой плащ и ушел.

Хоть и стало пасмурно, но воздух был слишком липким и душным, чтобы идти пешком. На остановке возле моста Сметаны я сел на семнадцатый трамвай, идущий в сторону Вацлавске Намести, и простоял всю дорогу, болтаясь из стороны в сторону, в жуткой духоте. И с дичайшей головной болью вышел у Прикода.