В комнате десять человек: одни сидят за компьютерами, а другие стоят возле заваленного бумагами стола. При появлении Джереми и Клэр все они поднимают головы и с откровенным любопытством пялятся на девушку. У некоторых лица бледные и опухшие, а у некоторых, наоборот, загорелые и обветренные. Клэр бросаются в глаза страшно нелепые наряды: один парень, например, напялил на себя чересчур большую футболку и штаны из оленьей шкуры, прошитые сухожилиями.
— Какие у нас новости? — спрашивает Джереми.
— Проблема решена, — отвечает один из бледнолицых подпольщиков, одетый в синие джинсы и худи. Он быстро переводит взгляд с Клэр на Джереми. — Груз из Канады запаздывает, но его скоро доставят. На сортировочной станции уже подготовлен грузовик. Он будет ждать нас на ферме в Сэнди. Справимся быстро.
— Тогда давайте поторопимся.
Дальше Клэр уже не слушает, ведь совсем рядом из-под кипы бумаг выглядывают ножницы. Она незаметно облокачивается о стол. Что, если схватить ножницы и вонзить их Джереми в висок? Девушка замечает натянутую между двумя компьютерами паутину, в самой ее середине притаился зловещий паук. Допустим, она сможет ранить дядю, а что дальше? Что делать потом? Ее мигом скрутят. Клэр прячет ножницы в рукаве. Терпение.
Через минуту следом за Джереми она идет по коридору, все стены которого увешаны газетными вырезками. Пожелтевшая бумага трепещет на сквозняке, когда они проходят мимо. «Террор в воздухе» — гласят заголовки. «Сотни погибших», «Страна в ужасе», «Восстание ликанов». Клэр чуть не останавливается, заметив первую полосу «Ю-эс-эй тудей»: из-под заголовка «Чудо-мальчик» на нее смотрит знакомое лицо. Тот самый парень. Патрик.
Клэр едва не выкрикивает его имя: такое чувство, будто она неожиданно встретила в незнакомом городе друга. На заднем плане на фотографии видны фигуры полицейских и машина «скорой помощи». Патрик смотрит прямо в камеру, прямо на нее. Газета измазана землей, и на одном глазу у него темное пятно.
— Что вы затеяли? — спрашивает Клэр дядю.
— Скоро узнаешь, — отвечает Джереми, не сбавляя шага. — И все остальные тоже.
— В чем дело? — спрашивает Патрик. — Что-то случилось?
Нужно ведь хоть что-то сказать, чтобы нарушить затянувшееся молчание. А что именно — он не знает.
Макс стоит на противоположной стороне оврага и молчит, не сводя с него внимательного взгляда. Может, не расслышал из-за шума воды и шелеста листьев. А может, Патрик испугался раньше времени. У страха глаза велики: не исключено, что Малери лишь пугает его и Макс до сих пор ничего не знает.
— Да нет, ничего особенного не случилось, — отвечает наконец глава Американцев. — Если не считать того, что ты постоянно врал. Предал меня. Трахал чужую девушку.
До этого Макс всегда выражался интеллигентно, и грубое слово режет Патрику ухо, как нож.
— Этим мы с ней не занимались.
— Зато занимались кое-чем другим! — Вопль Макса отдается под лесными сводами, и из-за деревьев выступают темные фигуры Американцев; сосновая хвоя шелестит под тяжелыми армейскими ботинками. — Ах ты, полукровка чертов!
— Я не ликан, — отвечает Патрик, понимая, что никто в его объяснения вникать не будет. — Маму укусили уже после того, как я родился.
Американцы уже все решили, уже возненавидели его, но слова сами рвутся наружу: Патрику необходимо вслух заявить, кто он такой.
— Меня эти подробности не волнуют. — Макс наставляет на него ружье.
Гэмбл в ответ хватается за свою винтовку. Его специально завели сюда. В лесной чаще никто не услышит крики. Тела никогда не найдут. Патрик не знает, на что способны Американцы, но, видимо, скоро узнает.
— Он не успел перезарядить винтовку, — не сводя глаз с противника, бросает Макс товарищам. — Достаньте его.
Американцы спрыгивают в овраг и мчатся вниз; расплескивая воду, перебегают ручей и карабкаются к Патрику. Все это время он стоит неподвижно, ну прямо как тот олень. Слишком устал, да и нет никакого смысла бежать. Гэмбл лишь оттягивает затвор и выбрасывает стреляные гильзы.
— Мне очень жаль, что так вышло с Малери.
— Жалеть уже поздно.
Американцы карабкаются по склону, расстояние между ними и Гэмблом быстро сокращается. Вот они уже бегут к нему, раскинув руки. Бороться бесполезно: врагов слишком много, к тому же сопротивление их только раззадорит. Патрик отбрасывает винтовку и сжимается в комок. Он готов ко всему. Удары кулаков и сапог обрушиваются ему на спину, грудную клетку, затылок. Каждый удар сопровождает горячая волна боли. Вскоре все тело охватывает огонь, каждый синяк тлеет оранжевым угольком.
Каким-то образом Макс оказывается прямо на нем. Живот у него мягкий и влажный, будто намокшая подушка.
— Мы ведь запросто можем тебя убить, — тяжело дыша, шепчет он Патрику в ухо. — Скажем, что это был несчастный случай. Никто ничего не узнает. Может, я даже речь толкну на твоих похоронах и поглажу крышку твоего гроба. Закрытого гроба, ведь голова у тебя расколется, как арбуз.
Кто-то со всей силы бьет Патрика в ухо. Перед глазами мелькают кровавые мушки. Он лежит на спине, а вокруг нависли звериные тени. Наверху в небе летят два самолета, их следы крест-накрест перечеркивают светлеющую голубизну неба, словно кто-то неумело закинул в озеро два спиннинга.
Патрик желает им благополучно долететь.
Джереми показывает племяннице комнату со сводчатым потолком. В ней три старых дивана и древний телевизор с деревянными стенками, а на нем — DVD-плеер и видеомагнитофон. Потом они осматривают забитую койками спальню и склад. Там стоят на полках и валяются прямо на полу всевозможные мешки, коробки и ящики. Пахнет оружейной смазкой.
Кухня похожа на компьютерную комнату — тот же круглый купол. Тут шесть разномастных ламп. С потолка свисает привязанная за заднюю ногу освежеванная оленья туша. Веревка скрипит, и туша медленно вращается. От нее исходит резкий запах крови. Клэр почему-то хочется коснуться мяса пальцем и слизнуть кровь.
Еще тут есть обшарпанная плита, подсоединенная при помощи шланга к грязному газовому баллону, и дровяная печурка. Дымоход уходит в трещину в стене. Наверное, дым каким-то образом утягивает наружу. На складных столах громоздятся разделочные доски, ножи и кувшины, из которых, словно цветы из вазы, торчат лопатки и деревянные ложки. В углу гудит старый пожелтевший холодильник. Шкафы забиты сковородками, кастрюлями, посудой и баночками со специями.
Клэр идет на звук падающей воды. Из дыры в стене в вырубленную из камня чашу сочится ручеек. Джереми опускается на колени и снимает с крючка ковшик. Зачерпывает воду и пьет. Потом еще раз.
— Хочешь воды?
Да, Клэр страшно хочет пить. Губы пересохли и потрескались. Девушка кивает, а потом жадно приникает к протянутому ковшу. Касаясь губами того самого места, откуда только что пил ее дядя. Джереми приходится четырежды наполнять для нее посудину. Наконец они отправляются дальше.