Она отрицательно покачала головой.

Мужчина попытался продолжить беседу, но она уже слезла со стула и направилась прямиком к столику Дэниса. Полицейский и его приятель застыли с поднесенными к губам пивными кружками.

— Вы не против, если я присяду? А то вон тот тип пристал ко мне как банный лист.

— Конечно не против, — ответил приятель спецназовца.

Он был старше Дэниса и массивнее. Черная рубашка с коротким рукавом и джинсы, на поясе кобура с пистолетом и полицейский значок.

— Он вас, часом, не обидел? — Дэнис Ханна оглянулся через плечо и смерил приставалу суровым взглядом. — Можем поучить его хорошим манерам.

— Да нет, все в порядке. Думаю, больше он меня не побеспокоит, я же с вами. А вы смотритесь грозно.

Спецназовец улыбнулся, и она вдруг заметила у него щербинку между передними зубами.

Прошло два часа, было выпито еще два кувшина пива. И теперь Мириам сидит в машине Дэниса. «Додж челленджер» припаркован под облетевшим дубом, несколько побуревших листьев все еще цепляются за костлявые ветви. Молния на джинсах полицейского расстегнута, и Мириам сжимает в руке его отвердевший член. В баре они говорили обо всем на свете: о никуда не годной экономике, о «Трейл блейзерс», о ее двоюродном брате, который умер от рака. Мириам сказала новым знакомым, что якобы работает в парикмахерской, а потом спросила, чем они сами зарабатывают на жизнь.

Основание кувшина покрылось каплями, Ханна провел по нему пальцем и дотронулся до тыльной стороны ее ладони.

— Мы копы.

— Да ну! Серьезно?

— Честное слово.

— Ой, расскажите! Как в сериалах? Как в «Месте преступления»?

Приятели рассмеялись и покачали головами. Да, сериалы смотреть интересно, но настоящая служба в полиции не такая увлекательная. Она бы удивилась, если бы узнала, насколько в Голливуде умудряются все переврать.

— Пожалуйста, расскажите, что вы такого сделали крутого? Наверняка у вас было какое-нибудь опасное и героическое дело, — попросила Мириам чуть шутливым тоном, желая раззадорить собеседников.

Дэнис вытер пену с усов и переглянулся с другом.

— Да, историй у нас предостаточно. Правда, Пол?

— Это уж точно.

И вот уже Дэнис рассказывает Мириам про штурм ликанской явки. Правда, пришлось работать с этими задаваками-федералами. Они прокрались через заросшую высокой травой лужайку и вломились в дом. Там никого не было — только один человек. Но оказалось, это тот самый, что написал запрещенную книгу про революцию, которой он в свое время чуть ли не всю страну взбаламутил. Да и сейчас еще полно народу, кому она не дает покоя.

— И самое странное, кроме него, в доме — ни одной живой души. Словно нам его специально оставили.

Мириам восхищенно смотрела на мужчин.

— Ну надо же, я раньше про такое слышала лишь в новостях. Какие же вы герои!

— А то, — скромно отозвался Дэнис. — Приносим кое-какую пользу.

Сейчас в машине он тяжело дышит и чуть подергивает бедром. Вот-вот кончит. Мириам наклоняется ближе, прикусывает его за ухо и шепчет:

— А куда потом отвезли того мужчину? Которого вы взяли в доме?

— Что? — Спецназовец от удовольствия прикрыл глаза. — А тебе зачем?

— Просто интересно.

— Не останавливайся. Пожалуйста.

— Где он? — Мириам слегка поводит рукой, и Дэнис изгибается всем телом в ответ на это прикосновение. — Где он сейчас?

— В «Си-Так», он в федеральной тюрьме «Си-Так», — торопливо выпаливает полицейский.

Мириам дает ему пощечину той самой рукой, которой только что ублажала.

— Ты за кого меня принимаешь? — С этими словами она открывает дверь и выпрыгивает из машины, а бравый спецназовец остается сидеть там с разинутым от удивления ртом и расстегнутыми штанами.

Глава 39

Август хорошо знает, что такое евгеника. С 1907 по 1960 год американцы стерилизовали ликанов, гомосексуалистов, бедняков и сумасшедших, сотни тысяч людей. В тридцатых и сороковых немцы пытались вывести сверхчеловека, идеального арийца, и одновременно взяли на себя роль Господа Бога в отношении евреев, цыган и всех прочих «низших рас». Стерилизовали, уничтожали, ставили эксперименты. Например, вкалывали разные яды и вирусы, травили газом, делали операции по сшиванию людей, держали несчастных в ледяной воде, заставляли сношаться с собаками, разбивали им головы молотком и изучали черепно-мозговые травмы.

Теперь Американский союз защиты гражданских прав, а также протестующие, собравшиеся возле Белого дома, и некоторые сенаторы обвиняют самого Августа в чем-то подобном. Он избегает интервью и старается давать слово Чейзу, но совсем недавно какой-то журналист буквально сунул ему под нос микрофон, и Ремингтон не смог удержаться:

— Необходимо понять, всем необходимо понять: мы сейчас говорим о медицинской стороне вопроса, о безопасности. Именно на это направлены все усилия врачей. СПИД — это не человек. Коровье бешенство — не человек. Свиной грипп — не человек. И лобос тоже. Это опасный патоген.

Но кое-кто в это не верит. Такое чувство, что людям просто страшно признавать существование лобоса. Так больной отрицает рак, хотя на снимке ясно видна опухоль.

Август уверен в своей правоте. Тут не может быть никаких сомнений. Ему кажется, что непоколебимая уверенность — одно из главных его достоинств. Именно благодаря этой уверенности удалось привлечь спонсоров — частных лиц и крупные компании. Мало того, он уговорил руководство Орегонского университета пойти на риск: по его настоянию Нила Десаи в срочном порядке назначили директором Центра исследования лобоса и позволили ему всего за один семестр на свое усмотрение сформировать группу для разработки вакцины.

И теперь всего в сотне ярдов от временного здания Центра уже вовсю снуют бульдозеры и грузовики, гудят бетономешалки, трудятся рабочие в касках и ярко-оранжевых жилетах. На строительство выделено пять миллионов долларов.

Но пока группа Нила работает в старой лаборатории: кафельный пол, тошнотворно зеленые стены, повсюду расставлены «столики», как их тут все называют, — черные лабораторные столы, обклеенные специальной бумагой. Рабочие места на «столиках» разграничены цветным скотчем. Везде громоздятся коробки с пипетками, салфетками и резиновыми наконечниками, валяются ручки, резиновые перчатки, защитные очки, стоят небольшие центрифуги, спектрофотометр, ванночки, колбы, инвертационные микроскопы. По стенам висят лабораторные халаты. В углу светятся мониторы компьютеров. Тихо гудит огромная холодильная камера со стеклянными дверьми, рядом — бак с жидким азотом, термометр на нем показывает минус сто двенадцать градусов Цельсия.

Август помогает закрепить в зажимах отсеченную голову немецкой овчарки. Он чувствует ее колючую шерсть даже сквозь резиновые перчатки.