И оказался прав. Подумав немного, Андерс кивнул в знак согласия, и мальчики заскакали и засмеялись, ликуя от восторга. Покупка колы означала поход в лавку, однако оно того стоило. А скоро он от всего этого избавится.

~~~

Йоста сидел, согнувшись над столом в своем кабинете. У него было подавленное настроение с тех пор, как выплыла на свет сделанная Эрнстом глупость. Думая о ней, Йоста только качал головой. Казалось бы, этот сотрудник и без того наломал достаточно дров за годы службы, но то, что он натворил в этот раз, вообще выходило за грань допустимого и шло вразрез со всеми правилами, которыми должны руководствоваться полицейские. Впервые Йоста подумал, что из-за такого нарушения Эрнсту придется уйти в отставку. После подобного поступка даже Мельберг не сможет его больше защитить.

С унынием он взглянул в окно. Это время года было ему отвратительнее всего — хуже, чем даже зима. Лето все еще оставалось свежо в памяти, и он помнил каждую партию в гольф, сыгранную в этот сезон. Ближе к зиме хотя бы приходило спасительное забвение, и тогда он уже сам начинал сомневаться, действительно ли ему довелось сделать тот или иной великолепный бросок или все это был только дивный сон.

Телефонный звонок прервал его грёзы.

— Йоста Флюгаре.

— Здравствуй, Йоста! Это Анника. Слушай, у меня тут на проводе Педерсен, ему нужен Патрик, но Патрика в последнее время стало трудно разыскать. Ты можешь поговорить с ним?

— Да, конечно. Соедини меня.

Он подождал несколько секунд, потом в трубке раздался щелчок и зазвучал голос судебно-медицинского эксперта:

— Алло?

— Да, я слушаю. Это Йоста Флюгаре.

— Да, я слышал, что Патрик куда-то выехал по делам. Но ты ведь, кажется, тоже работаешь над расследованием убийства девочки?

— Да у нас весь участок над этим работает, в большей или меньшей степени.

— Отлично. Значит, ты можешь принять сообщение о новых данных, которые мы получили. Только учти, важно, чтобы Хедстрём их увидел.

У Йосты мелькнула мысль, не дошли ли до Педерсена слухи о том, что учудил Эрнст, но это подозрение он сразу отмел. Вероятно, Педерсен просто подчеркивал важность того, чтобы руководитель следствия получил все данные. И Йоста твердо решил, что ни в коем случае не повторит ошибки Лундгрена. Хедстрёму стоит только свистнуть, и вся информация будет перед ним.

— Я все подробно запишу, а вы ведь, как всегда, пришлете нам факс.

— Само собой, — подтвердил Педерсен. — Дело в том, что к нам как раз пришли результаты анализов золы, которая была у девочки в желудке и в легких.

— Да, мне знакомы эти детали.

Отвечая, Йоста не смог скрыть некоторое раздражение. Неужели Педерсен считает, что он тут в участке служит кем-то вроде мальчика на побегушках?

Если собеседник и расслышал раздражение в его голосе, то никак на него не отреагировал и спокойно продолжил:

— Нам удалось выяснить несколько интересных подробностей. Во-первых, зола оказалась не совсем свежей. Ее состав, по крайней мере отчасти, можно охарактеризовать, — тут он немного помедлил, — как весьма старый.

— Весьма старый, — повторил Йоста по-прежнему несколько сварливым тоном, однако не мог скрыть любопытство. — Что значит «весьма старый»? Каменного века или веселых шестидесятых?

— В том-то и закавыка. Согласно выводам Государственной криминалистической лаборатории, ее возраст очень сложно установить. По их приблизительной оценке, он колеблется в пределах от пятидесяти до ста лет.

— Зола столетней давности? — изумленно переспросил Йоста.

— Да, или пятидесятилетней. Или где-то посередине. Но даже не это самое удивительное. В золе обнаружены мелкие каменные частицы. А если точнее, гранитная пыль.

— Гранитная? Откуда же могла взяться такая зола? Ведь не может быть, что это остатки сгоревшего гранита?

— Нет. Камень, как известно, не горит. Камень изначально был в очень измельченном состоянии. Они пока оставили у себя материал, чтобы уточнить данные. Но…

Йоста понял, что сейчас откроется что-то важное.

— Да? — поторопил он собеседника.

— Пока они только могут сказать, что речь идет о смеси. Они обнаружили остатки дерева, — тут Педерсен сделал паузу, затем продолжил, — и остатки биологического происхождения.

— Биологического происхождения? То есть я правильно тебя понял: это человеческие останки?

— Ну, это потом покажут дальнейшие анализы. Пока что не удалось установить, идет ли речь об останках человека или животного. И как явствует из отчета, у них нет твердой уверенности, что они сумеют это выяснить. Но криминалистическая лаборатория намерена сделать все возможное. Во всяком случае, как я уже сказал, там смешаны остатки различного происхождения: и дерево, и, как я упоминал, гранит.

— Это надо же! — воскликнул Йоста. — И кто-то, значит, хранил эту золу.

— Хранил или где-то нашел.

— Да, действительно. Могло быть и так.

— Так что вам есть в чем покопаться, — сухо заметил Педерсен. — Возможно, через несколько дней мы выясним еще что-то. Например, были ли это человеческие останки. А до тех пор вам будет над чем поработать.

— Уж это точно, — подтвердил Йоста, представляя, какие лица будут у коллег, когда он расскажет им только что услышанные новости. Эта информация была настоящей бомбой. Вопрос только в том, как использовать ее в дальнейшей работе.

Он медленно положил трубку и направился к факсу. Больше всего в голове засели слова Педерсена о частицах гранита. Эти частицы наводили его на какую-то мысль, но она ускользала, и он никак не мог ее ухватить.

Отдуваясь, Аста поднялась на ноги. Старые деревянные полы были положены, когда еще строился дом, и их можно было мыть только мылом, но с годами вставать на коленки и оттирать их становилось все трудней. Ну, еще какое-то время старые кости послужат!

Она огляделась. Вот уже сорок лет она тут живет. Со своим мужем Арне. Когда-то они делили этот дом с ее родителями, а в первые годы тут же обитали и свекор со свекровью, пока не померли один за другим, с промежутком в несколько месяцев. Ей было стыдно своих мыслей, но когда-то она считала эти годы очень трудными. Отец Арне был строгий, командовал, как генерал, да и свекровь не очень-то от него отличалась. Арне никогда с ней об этом не говорил, но из обмолвок она поняла, что в детстве его частенько били. Может быть, поэтому он так сурово обращался с Никласом. Кого в детстве воспитывали плеткой, тот и сам со временем возьмет ее в руки. Впрочем, у Арне плетку заменил ремень — широкий, коричневый, который всегда висел в чулане на дверце, и Арне использовал его, когда сын ему чем-то не угодит. Но кто она такая, чтобы спорить с Арне, как надо воспитывать сына? Конечно, у нее сжималось сердце, когда она слышала приглушенные крики, и ласково вытирала его слезы после наказания, но все равно Арне был умнее.