– Мы все потянем, Анюта, только не волнуйся. Я все устрою, я продам квартиру мамы, добавлю денег, займу – мы будем жить в доме окнами на залив, я уже нашел то, что нам надо! – Володя был таким деятельным, и он всегда выполнял обещания – как и положено настоящему мужчине. Да уж, настоящий мужчина – это по-настоящему здорово, именно то, что способно сделать счастливой любую женщину. Особенно если ей всего ничего лет. Анне оставалось только улыбаться и кивать. Она помнила лицо Володи, когда ему на руки положили Сашку и Володьку, помнила, каким неутомимым он был, когда взялся за ремонт. Он не успел его закончить…
Иногда про тех, кто умер, говорят – он словно чувствовал, что уйдет. Нет, Володя ничего такого не чувствовал – такого не почувствуешь. От такого не защитишься. Аневризма мозга, моментальная смерть – ему было всего тридцать восемь лет, но никто ничего не успел сделать, даже «Скорую» не успели вызвать – теплоход был на воде. Все произошло мгновенно, и он совсем не страдал. Зато страдала Анна – потом. Она никак не могла взять в толк, как это так может быть – вот он был, и его нет – такого красивого, загорелого, заботливого, с большими сильными руками, с широкой грудью, с глазами, завороженно следящими за каждым ее движением, – даже за шесть лет он не успел насытиться ее нежной, редкой красотой.
Анна плохо помнила первый год после того, как Володи не стало. Если бы не Нонна, все могло бы быть намного хуже – Нонна приходила к ней ежедневно, следила за тем, чтобы она поднималась с кровати, чтобы ела, расчесывала волосы. Анна слушалась ее и механически исполняла команды. Ощущение нереальности бытия не отпускало, отчасти, возможно, это было обусловлено таблетками, которыми ее пичкали. Близнецам не было и года, когда все случилось. Маша была старше, в три года она уже понимала, что папы нет, но не могла усвоить, почему его больше не будет НИКОГДА. Слишком взрослое слово – никогда. Не осталось ни одной фотографии, где Володя бы держал близнецов. Зато у Анны на руках осталась мать Володи – Бабушка Ниндзя, свекровь, горюющая по сыну. И огромная квартира, которую Анна теперь не могла себе позволить и за которую осталась должна приличные деньги Володиным коллегам по работе. Ах да, и трое детей, которых ей предстояло вырастить без мужа. Счастливая звезда? Хм, нет, не похоже.
– Что вы умеете делать? – спрашивали работодатели, но проблема была в том, что делать ничего особенного Анна не умела и не могла. Со школьной скамьи она в одночасье перелетела к алтарю, и теперь, когда депрессия держала ее за горло, не давая поднять руки, не представляла, чем может заработать деньги. Но даже в этот период ее красота не предавала ее, она оставалась при ней, непонятно зачем. Ей не нужны были романы, ей нужны были деньги. Она не могла представить рядом с собой никого, кроме человека, которого теперь просто не было. Не существовало на земле, он исчез и приходил к Анне только во снах. Темный вязкий мрак небытия, ее персональный рай за стеной отключенного сознания – только там она снова чувствовала его руки на своей груди, она стонала от отчаяния и одиночества, она хотела к нему.
Друзья помогали и дальше, конечно, – Нонна, Ванюшка. Тогда-то и возникла традиция проводить все пятницы у Анны в доме. Первым же летом они вывезли ее на море, положили на песок и оставили в покое, забрали детей и дали выплакаться. Потом Нонна сказала, что за все годы, что она знакома с Анной, она знает только одно – у нее удивительные руки, способные превратить любую каракатицу в подобие Хайди Клум. Достаточно лишь взять ножницы в руки. Так что…
– Иди-ка ты поучись на парикмахера, – сказала она, вручая Анне уже оплаченный курс.
Что-что, а решать за других Нонна умела, будьте-нате. Ремесло далось Анне легко, не высшая математика, слава богу. Ей было интересно. Визаж, маникюр, укладки, плетение кос. Ее это увлекало, помогало забыться. Она стала еще красивее, появились клиенты. Подруги. Олеська и вечно неуверенная в себе Женька. Угол в гостиной переоборудовали под парикмахерскую, поставили кресло, и с тех пор в доме Анны всегда кого-то стригли, красили или делали кому-то макияж. Жизнь потекла вперед, многотонный пресс начал понемногу ослабевать.
– Давайте-ка уберемся вместе, – предложила Анна сыновьям, красным от хохота и щекотки. – А то чай нам весь пол испортит. И бабушка наругает, да?
– Давай! – согласился Сашка и улыбнулся такой невыносимо знакомой улыбкой. С одной стороны, Анна была рада, что сыновья с каждым годом становились все больше похожи на умершего отца. Дети – это же было все, что у нее осталось. С другой стороны… Ей было двадцать семь лет. Всего двадцать семь, и, хотя порой она сама чувствовала себя невыносимо старой, все же она была еще молода и, да, она была настолько красива, что порой просто пройти по улицам было проблемой. Часто Анне говорили, что такой любви, как у них с Владимиром, не случается в жизни дважды, а у большинства людей и однажды. Раньше ей это придавало сил, сейчас эта фраза начала ее пугать. Это означало, что все, имеющее смысл, случилось и прошло для нее навсегда, миновало безвозвратно. А что же впереди? Такие мысли появились совсем недавно. Об этих мыслях она не говорила никому.
– Настоящая любовь не умирает, – говорила Анна, когда ее спрашивали, нет ли у нее желания устроить свою личную жизнь. Но она вовсе не была в этом так уж сильно убеждена.
– Ты все еще злишься? – Нонна просунула голову в дверь комнаты мальчишек, а затем, чуть ниже, образовалась голова Ванюшки и Женьки. Олеся стояла рядом и подпрыгивала, пытаясь влезть между Нонной и Ванюшкой.
– Ну, не толкайся. – Ванька пнул Олесю, и та шикнула на него. Все четверо уставились на Анну, ища объяснений такого ее странного поведения.
– Я не злюсь. Я просто… – Анне стало вдруг стыдно, что она сбросила все на подруг и брата. В конце концов, они-то тут при чем?
– Может, расскажешь, что случилось? Ты ведь к Володе ездила, да? Ты только не держи все в себе, – заголосил хор имени Пятницы.
Анна вздохнула.
– Откуда вы узнали? – удивилась она. Кажется, они все стали ближе друг другу, чем этого бы хотелось. О том, куда, а главное, почему она сегодня ездила, она никому не говорила. Ни-ни!
– У тебя пропуск из сумки выпал, – сдал их Ванюшка.
Анна кивнула.
– Ты имей в виду, мы всегда рядом, ты можешь на нас положиться. Ты не одна! Мы же все понимаем. – Нонна широко раскрыла руки, приглашая Анну в свои дружеские объятия.
Анна улыбнулась, похлопала подругу по плечу.
– Ты будешь чай?
– Да, пожалуй, – кивнула Анна. – У нас был вишневый пирог.
– Э-э-э, – протянул Ванюшка. – Об этом пироге. Тут у нас случилось ЧП, и его пришлось отдать Олесе, чтобы хоть как-то залечить ее душевные раны.
– Да что ты! – возмутилась Нонна, как раз пролетевшая мимо пирога. – Вы же с Женькой его сожрали еще до того, как Олеся пришла, разве нет?
– СожраЛИ? – моментально принялась оправдываться Женька. – Мне и одного полноценного кусочка не досталось. Я вообще не понимаю, как твой братец может так лопать и не толстеть, сохранять такую форму.