– Ах ты, прыщ, – ревела она, прыгая на него, с тем чтобы оттоптать его мерзкие ноги, запакованные в кеды. Конечно, собеседование накрылось. На шум и крики выбежала шпилька-убийца, потом вызвали охрану – Олеся, даже когда ее оттаскивали от Костика, пыталась дотянуться до него и лягнуть в челюсть. Небезуспешно.
– Свихнулись? – холодно спросила девица. – Перегрелись?
– Иди на х!.. – рявкнула Олеся. – Плевала я на вас и на ваш кастинг!
– Фамилия? – моментально взбесившись, потребовала девица. И отбросила за плечи свои черные патлы.
– Не скажу! – моментально перепугалась Олеся. Перспектива попасть в какие-нибудь черные списки ее вдруг почти парализовала. Костик, утирая разбитую губу, ухмыльнулся.
– Рожкова она, – выпалил он с выражением неземного счастья на лице.
– А тебе, Каблуков, все нет покоя, как я посмотрю, – хмыкнула девица на шпильках и пометила что-то у себя в бумагах. – Так, пошли вон отсюда, оба!
Уже потом, поздно вечером, когда Олеся вернулась домой, уставшая, расстроенная и частично общипанная, она вдруг поняла, что бесконечно рада тому, что Померанцев сидит у нее в гостиной, курит и стучит по клавишам. Может быть, ей не суждено стать актрисой? Может быть, ее судьба подавать кисти Померанцеву? Подносить ему чай и бутерброды? К чему ей все эти малюсенькие роли, эти нервы, эти ножи в спину от собратьев по цеху. Ну их, ко всем чертям. Даже денег ведь не платят, ей-богу. А ей еще Померанцева содержать, между прочим. За все те почти два года, что он жил с ней, она не могла вспомнить, чтобы он хоть раз что-то реально купил в дом. Мог принести пачку пельменей – обязательно со словами, что она наверняка ничего не приготовила на ужин. Мог притащить дорогущий виски, который они потом с наслаждением цедили неделю. Но чтобы за квартиру заплатить или в «Ашан» съездить за продуктами? Не царское это дело, знаете ли…
Нонна сидела на табурете, приставленном к стене, потому что одна ножка его держалась на честном слове и на единственном винте и могла отвалиться в любую минуту. Такое уже случалось, и на боку у Нонны до сих пор можно было обнаружить тонкий след от пореза, когда она с табурета грохнулась на коробки с рассадой. Теперь такого уже не случилось бы – табурет был надежно зафиксирован и опирался на батарею. Если уж он упадет, то только вместе с этим отопительным прибором. А отопительный прибор крепкий, его устанавливали еще при царе горохе – похожее на гармошку чудовище было куда крепче, собственно, стены, к которой было привинчено. В общем, Нонна не волновалась за табуретку, она волновалась за подруг.
Она сидела с озабоченным лицом, и в одной ее руке у нее была наполовину съеденная булочка с маком, а в другой – мобильный телефон прошлого поколения, совсем даже и не смартфон. Зарплата учителя не позволяла гнаться за модными тенденциями, но Нонна не горевала из-за этого. Плевать ей, какая у нее модель телефона – чай, не газонокосилка, о которой она давно мечтала и на днях собиралась приобрести. Главное, чтобы аппарат работал, принимал звонки и сообщения, чтобы она – Нонна – могла всегда оставаться на связи и была в курсе событий.
Но сегодня, несмотря на то, что телефон своевременно и самым добросовестным образом справился со своими обязанностями, Нонна совсем не понимала, что происходит. Она с удивлением перечитывала две эсэмэски, которые пришли на ее номер с интервалом в пятнадцать минут. Обе они ее взволновали и огорчили.
Первая эсэмэска была от Женьки, коротко сообщавшей, что не сможет сегодня пойти в джазовый клуб, потому что ей «пришлось уехать». Куда уехать, почему уехать, и разве нельзя было поездку отменить, если билеты в клуб уже были куплены и оплачены? Сказать, что Нонну расстроила эта эсэмэска, было бы погрешить против истины. С самого начала она хотела оказаться в клубе только с Анной, как в старые добрые времена. Женька же была – из нового времени, когда Анна целиком и полностью погрузилась в заботу о детях и денежные проблемы, и они с Нонной перестали созваниваться каждую ночь, чтобы просто поболтать… несколько часов. В старые времена Анна и Нонна были неразлучны, энергичны и веселы. В новые времена Анна была вечно занята днем, а ночью всегда хотела спать.
Таким образом, все складывалось отлично, и наплевать на то, что неясно, куда это так срочно пришлось Женьке уехать. Да, все было как нельзя лучше до того момента, пока не пришла вторая эсэмэска, на сей раз от Анны. Та писала, так же сухо и коротко, как и Женька, что не приедет к 19.00 на встречу, потому что «пришлось срочно вернуться». Куда вернуться, зачем и откуда – этого Анна не объясняла. Обе эсэмэски Нонна получила в седьмом часу. К тому моменту она уже была одета в длинное бархатное платье, ждавшее своего часа в шкафу чуть ли не со времен потопа. Не того потопа, что во времена Ноя случился, конечно, но было пару лет назад наводнение в Строгино, выпала чуть ли не годовая норма осадков, Строгинский затон вышел из берегов, улицы залило, и вместо тротуаров тут и там плескался прибой. Примерно с тех пор Нонна и не надевала бархатное платье – как-то повода не было.
Практически в дверях она с изумлением осознала, что обе ее подруги, что называется, «соскочили» по непонятным причинам, и поэтому вернулась в дом и плюхнулась на табурет прямо в нарядном бархатном платье и схватила булочку с маком в качестве срочного реабилитационного средства. Затем набрала номер Анны.
Абонент оказался недоступен. Страшные подозрения теперь теснились в ее голове, но что конкретно делать и как поступить – Нонна не знала. Не была уверена. Когда дети в ее классе отбивались от рук и становились совсем уже неуправляемыми, она всегда знала, что предпринять. Вызов родителей в школу был мало эффективен, зато трудотерапия – уборка территории от собачьего дерьма, например, – всегда работала. Походив с полчасика по двору школы с совочком и пакетиком, учащиеся начинали понимать, что лучше не связываться со злобной англичанкой.
Но ведь не заставишь же подруг собирать дерьмо только потому, что они прогуляли поход в клуб. Нонна сидела в растерянности, а время шло. Она позвонила Женьке, с тем же результатом. И три билета в ее сумке – каждый по полторы тысячи – тоже требовали принятия немедленного решения. Четыре с половиной тысячи на дороге не валяются. Это же практически треть стоимости газонокосилки!
Со злым выражением лица Нонна встала с табурета и направилась к выходу. Меньше чем через час она уже была у входа в клуб и размахивала тремя билетами, как веером. Оказалось, что вернуть билеты в кассу в момент, когда мероприятие практически началось, нельзя – правила! Везде работают правила! Только ее безмозглым подругам до этого нет дела – им плевать на все. Даже на деньги! Конечно, Женька всегда заработает – с ее-то опытом в бухгалтерии, уж она-то без куска хлеба не останется. А у Анны, если бы не было долгов, вообще все было бы просто отлично. Только она одна пытается единолично тянуть дом и дачу, и все за свой учительский счет. Нонна злилась и размахивала билетами, в то время как в клубе уже раздавалась звуки гитары и духовых – музыканты настраивали инструменты.