– Ну, не знаю… Скорее высокий… Я все рассказала следователю. Ко мне уже приходили.
– Вы говорите, что долго стояли…
– В полночь вернулся Вася, дальше я ничего не видела. Про убийство услышала только утром, когда к нам пришли.
Дайнека заволновалась и, протянув руку, торопливо забормотала:
– Подождите, подождите…
Розовая Роза, казалось, прониклась значимостью повисшей паузы.
– Да, конечно, спрашивайте.
– Понимаете, я видела вас в окне позже, около часа ночи, когда разговаривала со следователем.
Женщина покачала головой:
– Нет, я уже легла спать.
Дайнека недоуменно пожала плечами.
– А во дворе вы никого не видели перед тем, как все это случилось?
Роза опустила глаза и помолчала. Потом, решившись, тихо заговорила:
– Было темно, я ни в чем не уверена, поэтому не сказала следователю. – Она подняла глаза, будто ища одобрения своему поступку. – Не хотелось возводить напраслину… В общем, когда ваша подруга стояла у окна, во дворе был тот бродяга, которого все здесь кормят. Но она больше всех с ним возилась, даже домой к себе приводила. Я сама видела.
– Удав?
– Да. Вы его знаете? – Роза удивленно посмотрела на Дайнеку.
Та мрачно кивнула, давая понять, что о многом знает, но помалкивает.
– Роза!
Они обернулись на голос.
– Папа! Папочка! – закричала Юлечка и поспешила к отцу, смешно перебирая ножками.
Свинья стоял у машины. Задняя дверца была открыта, и он доставал из багажника пакеты с продуктами.
– Роза!
– Сейчас, сейчас… – Женщина повернулась к Дайнеке для того, чтобы попрощаться.
– Я сказал, иди сюда, – процедил Свинья.
– Вася… – Розовая Роза растерялась.
– Быстро! – рявкнул на нее муж, и она побрела к нему с опущенной головой.
– Чтобы с этой шалавой…
– Вася! – умоляюще воскликнула Роза.
– Заткнись. Чтобы я больше не видел тебя с этой тварью. Напряги свои бараньи мозги и постарайся запомнить.
Сдерживая рыдания, женщина кивнула, взяла в руки пакеты и, не глядя на Дайнеку, забежала в подъезд.
– Ты мне что-нибудь купил, папочка? – канючила Юлечка.
– Купил-купил, иди сюда, моя детка. – Отец вручил ей пакет чипсов, «сникерс» и бутылку газировки. – Кушай, мое солнышко.
Затем, отвернувшись от дочери, высокомерно взглянул на Дайнеку.
– Чего вылупилась? Чтобы я тебя возле моей жены близко не видел! Не дай бог…
– А то что?
Свинья грозно пошел к Дайнеке.
– Смелая?
– Да, смелая, – с вызовом ответила та.
Мужчина придвинул к ней лицо так близко, что, когда заговорил, Дайнека почувствовала на коже брызги его слюны:
– Ты забыла, что сейчас здесь нет твоего хахаля. Я могу с тобой сделать все, что хочу…
– Папа, папа, купи мороженое! – заорала вдруг Юлечка.
– Я тебе потом куплю мороженое, детка, – отозвался Свинья, не отрывая от Дайнеки злобного взгляда.
– Пап, – Юлечка обежала вокруг них и уже трясла отца за руку, – а чего ты хочешь сделать с Дайнекой? Дайнека, что он хочет с тобой сделать?
– Ничего. Папа пошутил, Юлечка. Иди домой, к маме.
– Паскуда… – прошептал Свинья и сплюнул девушке под ноги.
Дайнека окликнула Тишотку и направилась в свой подъезд. Дома она прошла на кухню, налила молока себе и собаке. Стоя у окна, вспомнила, как всего несколько дней назад так же смотрела во двор. Но от того момента ее отделяла целая жизнь, в которой, как и в любой другой жизни, были не только потери.
Накопившаяся усталость создавала иллюзию одного бесконечно долгого и трудного дня. Обращаясь к Тишотке, она констатировала:
– Я сошла с дистанции…
И потом отправилась в спальню.
Это был очень ветхий дом. Открыв потемневшую от времени дверь и увидев ступени, ведущие наверх, Дайнека подумала, что подниматься по ним небезопасно. И все же, подавив страх, взялась за перила и начала восхождение.
Сколько лет простоял этот дом? Сто, сто пятьдесят?
– Больше… значительно больше… – ответили ей ступени.
Поющая лестница привела ее в коридор, который был слабо освещен лучами, пробивающимися сквозь щелястый пол.
Коридор казался бесконечно длинным, таким, что Дайнека испугалась, хватит ли у нее сил пройти весь путь до конца. На мгновение замешкавшись, она все же решилась…
Взглянув под ноги, прикрыла глаза ладонью: сквозь щели был виден нестерпимо яркий свет, но он странным образом оставался по ту сторону пола. Здесь же, в коридоре, было темно и страшно.
Под ней проезжали машины. Люди сидели, согнувшись над бумагами, которые громоздились лохматыми кипами на конторских столах.
Дайнека ничему не удивлялась, она продолжала свой путь. Подойдя к первой двери, знала, что ей непременно нужно в нее войти. Впрочем, как и во все другие. Таковым было условие.
И она вошла.
В кресле сидела худенькая старушка. Она вязала шарф, такой длинный, что противоположный конец был похоронен под его же нескончаемым телом. Дайнека узнала в старушке Эльзу Тимофеевну, умершую бабушку Нины. Она была одета в старинный капор и выглядела намного дряхлее, чем при жизни.
– Разве вы живы? – изумилась Дайнека.
– Нет, – коротко ответила та.
– Тогда почему вы здесь?
– Это не я здесь, а ты… – ответила старушка, не поднимая глаз от вязания.
Дайнека вернулась в коридор. Ее ожидала следующая дверь, ведущая в темную комнату. В самом углу, спиной к ней, стоял высокий мужчина. Он тотчас оглянулся. Это был Джамиль.
– Ты ждал меня?
– Нет, – ответил он. – Потому что никогда нельзя быть уверенным в другом человеке.
В следующей комнате было много людей. Одной из них была старушка из «Сааба». На этот раз она так же энергично разъезжала в инвалидной коляске и непременно пыталась ударить кого-нибудь высохшим кулачком. Никто не обращал на нее внимания.
Здесь была и Лариса, подруга мамы, и Серафима Петровна. Неподалеку беззвучно пел знаменитый певец из бара. Все занимались только собой, и только неугомонная бабка, водитель инвалидного кресла, колотила всех сухим кулачком.
Наконец третья дверь. Дайнека чувствовала, за ней кроется что-то очень важное для нее. Это была самая темная комната. Она едва разглядела скорчившуюся в углу фигурку. Приблизилась, и сердце сжала тоска…