Он не был женат, по крайней мере, официально. Поэтому для большинства незамужних женщин было логичным считать его выгодным женихом. Среди служащих управления распространялись слухи о том, что его окрутила ушлая малолетка и что он не совсем счастлив. Вячеслав Алексеевич знал о таких разговорах, но внешне на них не реагировал, как и на звонки доброжелательниц, которые обычно активировались сразу после его командировок. И это было не слабостью, наоборот, было его убеждением, не допускающим чужого вмешательства в личную жизнь.
Последние десять лет во многом изменили Вячеслава Алексеевича Дайнеку. И дело было не только в том, что из семьи ушла жена.
Однажды в Красноярске, сидя за своим столом на службе, он вдруг отчетливо понял, что уже больше половины жизни прожито, а он все еще не знает, своей ли жизнью живет. Сделав это простое открытие, начал крепко выпивать, заглушая тяжелые раздумья. Но тот период его жизни закончился очень быстро. Вячеслав Алексеевич безбоязненно позволял себе ошибаться, но так же твердо умел остановиться.
С точки зрения единой системы случайного и закономерного то, что он встретил в баре своего старого друга по институту – Добрынина, было указующим знаком судьбы и предполагало решение многих его проблем. Только тогда он этого еще не знал.
На обычный вопрос «Как дела?» Вячеслав Алексеевич ответил неопределенно:
– Как тебе сказать…
– Та-а-ак, – понятливо прогудел Добрынин и, основательно усаживаясь на стул, приготовился слушать.
А Вячеслав Алексеевич понял, что именно здесь и сейчас хочет поговорить о своей катившейся под откос жизни.
– В общем, один с дочкой остался. Жена ушла.
– Как ушла?
– Утром разбудила и сказала, что уходит. Сумки уже собрала. Простилась и ушла.
– К другому мужику или как?
– Или как…
– Ну, это, брат, ерунда. Никуда не денется, вернется. Накосорезил чего-нибудь? Бабы или выпивка?
– Ты не понял, это у нее баба. – Вячеслав Алексеевич пьяно покачал головой и пафосно заключил: – Женская душа – потемки.
Добрынин застыл с оскорбленным выражением лица:
– Да ну… не до такой же степени…
– Дочери до сих пор не могу объяснить, – тихо проговорил Вячеслав Алексеевич.
– А сколько ей лет?
– Тринадцать почти.
– Так она уже и сама все знает, – заверил его Добрынин и быстро наказал подошедшему официанту: – Бутылочку коньяку и чего-нибудь закусить. Давай! Мы здесь надолго…
– Ну и чего дальше будешь делать? – спросил Добрынин через пару минут, разливая коньяк по рюмкам.
– А хрен его знает, – весело ответил Вячеслав Алексеевич.
– Хочешь сказать, что можешь начать с чистого листа?
– А то!
– Ну, тогда за твой переезд в столицу! – сказал Добрынин и поднял рюмку.
Они чокнулись и выпили. Вячеслав Алексеевич закусил.
– Рассказывай…
– Мне нужен свой человек, чтобы верить ему, как себе. Дело стоящее – уголь, нефть, древесина… Будешь моим замом и советником по финансам. Деньгами не обижу. Квартира для тебя тоже есть – на Третьей Тверской-Ямской. Моя, прежняя, я в другую переезжаю. Потом посчитаемся… Ну?
Огорошенный Вячеслав Алексеевич мгновенно протрезвел. Стало ясно: чтобы переменить жизнь, нужно действовать резко, а для этого требовалось сильно разозлиться.
– С-с-сука… – произнес он наконец слово, которое давно вертелось на языке. – С-сука, твою мать… – Потом повернулся к Добрынину. – Поехали!
Теперь, спустя десять лет, он все еще был полон сил и интереса к своей работе. И ни разу за это время не пожалел о том скоропалительно принятом решении.
Прерывая его раздумья, снова зазвонил телефон.
– Да.
– Вячеслав Алексеевич… И все же мне необходимо с вами поговорить об очень важном для вас деле.
Вячеслав Алексеевич прикрыл рукой глаза и вдруг вспомнил, что и в прошлый раз слышал в трубке мужской голос. Именно мужской, и это насторожило. Продолжая сидеть неподвижно, он ловил каждый звук, вылетавший из телефонной трубки.
– Не хотелось бы вас пугать, но ваша дочь попала в очень неприятную, я бы сказал, опасную ситуацию. Мой вам совет, поговорите с ней. Пускай она съездит куда-нибудь, отвлечется. Это не угроза, поймите меня правильно, это дружеский совет.
– Подождите! – закричал Вячеслав Алексеевич.
Но трубку уже положили.
Вскочив с кресла, он добежал до двери и, распахнув ее, прокричал секретарше:
– Быстро свяжись со службой безопасности, пускай определят, откуда сейчас звонили!
Вернувшись домой, Дайнека обнаружила там отца. Он сидел на кухне. Просто сидел, ожидая ее только для того, чтобы увидеть и сразу уйти. Так ей показалось.
Она знала, что здесь отец не чувствует себя дома. И квартира отвечала ему взаимностью. А заодно и ей тоже. Их дом был чужим и холодным. В этих стенах не было места, где можно было почувствовать себя защищенным.
По тому, как резко отец поднялся со стула, Дайнека поняла: что-то случилось. Он обнял ее и заговорил:
– Почему ты не рассказала мне обо всем по телефону? Ты ведь для того звонила той ночью?
– Ты бы сразу примчался сюда. Я за тебя боялась.
– Как ты не понимаешь, с тобой тоже могло что-нибудь случиться!
– Но ведь не случилось. К тому же я больше не одна.
– Что ты имеешь в виду? Ты… – начал отец.
Но она его перебила:
– Нет. У меня есть защитник. Тишотка.
– Этот щенок? – спросил отец.
– Да, теперь я не одна, – твердо заявила Дайнека.
Отец молчал. Затем, с трудом подбирая слова, заговорил снова:
– Я понимаю, что очень перед тобой виноват… Я не смог удержать маму… Потом отдалился от тебя. Но я думал, ты уже взрослая, что я не нужен тебе, как это было раньше. У тебя появились друзья, своя личная жизнь…
Дайнеке хотелось кричать: «Но ты мне нужен больше всего на свете, папа!» Слова «Кроме тебя, у меня никого нет» готовы были сорваться с ее губ, когда она поняла, что это уже не так, поэтому просто сказала:
– Все будет хорошо.
Вячеслав Алексеевич снова помолчал и наконец решил поговорить начистоту:
– Следует ли мне напомнить тебе, что…
– Прошу тебя, па-а-а-па-а-а! – умоляюще заголосила Дайнека.
– Замолчи, – он оборвал ее. – И дослушай! Сегодня мне позвонили на службу. Какой-то мужчина угрожает тебе. Насколько я понимаю, дело в убийстве твоей подруги. Ты не должна даже приближаться… даже говорить об этом. И еще, ты должна уехать на дачу. Слышишь?