И тут, как по команде, на Инночку набросились остальные. Ромка, Антон, Алена, Рита… Капюшоны попадали с их голов, в дрожащем пламени расставленных вокруг ямы многочисленных свечей их лица были одинаковыми — оскаленные, бледные, торжествующие, искаженные яростью, они были лицом одного существа, существа с глазами, пылающими желтым огнем, существа удивительно, невероятно знакомого, которого я видел, видел когда-то… Во сне? Во плоти?!
Инночка отчаянно кричала. Ни одно из ранений, нанесенных неумелыми руками, не было серьезным, но все они были болезненными, она защищалась изо всех сил, царапалась, кусалась, размахивала руками и ногами, доводя своих мучителей до бешенства.
А я стоял рядом. Я наблюдал. Наблюдал — как жирные мухи превращаются в серебряные искры, как в диком танце они кружат вокруг нас, выхватывая страх, боль, ярость, ненависть, безумие из раскрытых ртов и выпученных глаз.
Никто, кроме меня, этих искр не видел, все были слишком увлечены, и никто не чувствовал, что их — пьют и едят. Что их пожирают.
И вдруг серебряные искры сорвались, взметнулись под самые своды пещеры ослепительно-яркой стрелой и с чудовищной, сокрушительной силой ударили меня в грудь. Меня отшвырнуло на несколько метров, размазало по камням, может быть даже, на несколько секунд я потерял сознание, может быть даже, я, как когда-то, был выбит за грань этой реальности, но на какое-то мгновение я увидел странную картинку.
Я увидел выжженную пустошь, посреди которой стоял покосившийся черный дом — без дверей, но с провалами окон. На стене дома, сразу под окнами, были выбиты какие-то символы — буквы алфавита, которого никогда не знал мир, где я родился. Я не хотел даже пытаться понять их, но буквы сами притягивали взгляд, и никаким усилием воли его невозможно было от них оторвать.
Я смотрел на буквы, я чувствовал, что начинаю понимать их и вот-вот постигну смысл написанного… Никогда еще мне не было ТАК страшно… Никогда…
В тот самый момент, когда я понял, что сейчас умру, видение оборвалось.
Сквозь ватную тишину я услышал далекие крики жертвы и палачей…
Я увидел дрожащее пламя свечей…
Я судорожно вдохнул сырой зловонный воздух…
С усилием я поднялся на колени и заорал изо всех сил:
— Убейте ее!!!
Маленькие демоны в черных балахонах повернули ко мне желтоглазые лица, а потом синхронным движением толкнули Инночку вперед, к яме.
Истерзанная, окровавленная, но еще живая, девушка подкатилась к краю бездны, отчаянно взмахнула руками, и мне показалось, что смогла ухватиться за край…
Но нет…
Слишком скользко…
Она кричала… Очень долго мы слышали отражающееся от стен бездонного колодца эхо ее крика… Бесконечно долго… Все время, пока она падала… Все время, пока самые призрачные отзвуки ее крика еще могли достичь наших ушей…
Впервые придя ко мне домой, Кристина прежде всего прилипла к книжному шкафу и принялась изучать корешки толстых, тисненных золотом фолиантов.
— Ух ты! — воскликнула она. — Я эту книжку давно искала! Где ты ее нашел?
— В «Библио-Глобусе», — улыбнулся я.
— Дашь почитать?
— Я тебе ее подарю.
— Правда?
— Запросто.
Кристина закусила губу.
— Она дорогая…
— Мне для тебя ничего не жалко!
Маленький ежик улыбнулся и посмотрел на меня светящимися нежностью и благодарностью удивительными синими глазами.
— Спасибо!
Я не смог удержаться, поднял ее на руки и поцеловал, и она — на сей раз — не очень-то сопротивлялась.
Софья
О том, что это именно Стас «с чудовищной жестокостью вырезал цыганскую семью», я узнала от него — когда он вышел из больницы. Он не испытывал ни малейших угрызений совести. Он даже гордился своим поступком. Впрочем, как и я — своим. Правда, Стасу я не стала рассказывать ни об Алексее, ни о том, как я перестреляла из засады всех его конкурентов. Я вообще об этом рассказала только Лешке. Да и то — опустив имена и подробности. Лешка не стал меня расспрашивать. И я не сомневаюсь в том, что он никому об этом не расскажет. Я, конечно, люблю всех своих друзей и доверяю им… Но все-таки лучше, чтобы о подобных деяниях знало как можно меньше людей. Для них же лучше: меньше знаешь — крепче спишь.
Стас и Анюта собрались пожениться и усыновить Гошу.
Леша и Гуля тоже собрались пожениться. Они даже поговаривали о том, чтобы самим удочерить Вику, но инвалиду не очень-то легко добиться разрешения на это. К тому же я, неожиданно для себя, привязалась к девочке.
Жаль, что Элечка себе никого не нашла. А то была бы полная идиллия: как в мексиканских сериалах, которые я, впрочем, никогда не смотрю, но о которых много слышала от той же Элечки… Потому что даже Зойкина падчерица — Кристина, дочка Андрея от первой его жены, — и то нашла свое счастье. Или не счастье, но… Любовь. По крайней мере, мне она об этом рассказывала очень восторженно.
Как-то раз она приехала к нам в Дом на Набережной, привезла одежду и лекарства, необходимые для Вики. И в тот же день она познакомилась с Юрашем — секретарем Алексея. Возле лифта! Этот лифт — просто мистическое место… Кажется, Юраш произвел на нее неизгладимое впечатление. Хотя пару они составляют странную: он — демонический красавец, она — совсем невзрачная девочка. Но Кристина твердит, что Юраш — самый лучший, что у них все хорошо, просто прекрасно! Алексей обещал мне, что в ближайшее время поговорит с ним, чтобы тот отнесся к Кристине… деликатно. Так что, наверное, все к лучшему. Она так страдала, что у нее нет парня! А теперь — есть. Причем — самостоятельный и действительно очень красивый.
Наша с Костей свадьба назначена на сентябрь. Я пока не беременна — к великому огорчению Надежды Семеновны. Она хочет внуков. Своих родных внуков. Хотя Вику полюбила всей душой. Почти как родную. Гораздо сильнее, чем я.
В нашей официальной, внешней жизни мы с Алексеем по-прежнему сталкиваемся только у лифта. А еще Костя пригласил его на нашу свадьбу. Алексей обещал прийти.
Я утвердилась в добродетели и больше ни разу не изменила Косте. Хотя соблазн есть огромный и возможности есть. Но если изменять — зачем тогда вообще выходить замуж? А я замуж хочу… Хочу семью.
Так что наши с Алексеем отношения переродились в нечто несравнимо более возвышенное и чистое, нежели банальная любовная связь. Нас объединяет не страсть, а идея. Наша общая тайная жизнь.
Уже четырежды он предоставлял мне возможность свершить справедливость.
Первый раз — над генералом, грабящим и позорящим и без того ограбленную и опозоренную армию. Он глумился как над мирными жителями на вверенной ему оккупированной территории, так и над собственными солдатами и офицерами. Ладно, черт с ними, с мирными жителями, я вообще не верю, что в Чечне может существовать понятие МИРНЫЕ жители!!! Но солдат жалко. А этот гад их не только в качестве наказания в ямы с хлоркой сажал, он еще и продавал чеченским боевикам маршруты следования наших колонн — и боевики одерживали блестящие победы… Генерала отдали под следствие, но так и не осудили. У него оказались сильные покровители. И очень много денег. Я возмущалась чудовищными преступлениями этого выродка, которые хоть и освещались в прессе, но как-то робко и без надежды на торжество справедливости… Я возмущалась — и Алексей подарил мне возможность осуществить акт справедливости. Он все устроил. А я — только стреляла. Правда, расстояние было большое, и я очень боялась промахнуться. Но — повезло. Или — столь велика была моя ненависть… Пуля вошла ему точнехонько в затылок. Он умер прежде, чем упал на землю. Жаль, что «это преступление» приписали «чеченским боевикам», якобы оклеветавшим, а потом угробившим «русского патриота».