Так продолжалось до самого полудня, пока в столицу не прибыл гонец с посланием, вернее — криком ужаса Папы Стефана II: в горном проходе Мармеано войска дукса [11] Астурийского вступили в бой с передовым отрядом абаров. С тех пор от храброго, закаленного в неисчислимых боях с маврами иберийского воинства и его храброго предводителя нет ни весточки. Лишь окрестные пастухи, гонимые страхом из тех мест, твердят о тучах воронья, кружащих над скалами. Очень может быть, что теперь счет шел не на месяцы, и даже не на недели.
Позабыв о недавнем герое жарких пересудов, говорливые парижане уже вовсю шептались, что абары едят человеческую плоть, запивая ее кровью, что сама бездна исторгла их на погибель христианскому миру в воздаяние за многие прегрешения, что бессмысленно сражаться, и лишь молитва и покаяние спасут от ужасного врага. Бойких наследников древних паризиев охватила паника, и народ потянулся в церкви, торопясь отмолить накопившиеся грехи. Так поступали многие, но отнюдь не все.
— Бастиан, не елозь мне по мозгам. Да, мы упустили ценного свидетеля, но зато теперь мы точно знаем, что он — ценный свидетель. А если вдуматься, то вовсе даже не свидетель, а полноценный обвиняемый. И это уже немало! Радуемся, что результат не на лице, и работаем: пока кардинал Бассотури ожидает, когда алхимики изобретут валидол, необходимо тщательно порыться в чабанских пожитках. Он не успел бы заскочить в свою конуру перед тем, как сигануть в Сену.
— А что искать?
— Как минимум, тот самый мешочек с камушками, которые не так давно наш ловкий подозреваемый демонстрировал местному Фаберже. Под рубахой, как ты сам видел, их не было. Что подследственный их привешивал в портках — крайне сомнительно: бегать неудобно. Да и хрен его знает, как оно там подействует. Того и гляди, в папскую капеллу угодишь.
В целом же, мой юный друг, нас интересует практически все, что хоть как-то может пролить свет на повадки этого шустрого малого. Ибо, мой козырный Валет, если мы своевременно не убедим его сыграть по нашим правилам, чует мое сердце, он еще устроит нам похохотать.
Всю жизнь Пипин Геристальский считал себя человеком решительным, смелым, быть может, не таким отчаянным храбрецом, как, скажем, Фрейднур, сын Зигмунда, но ему, полководцу, и не нужно было слыть рубакой, его дело — проявлять проницательность, предвидеть ход событий. Теперь, когда сестра-подменыш больше не подавляла его силы своей нечеловеческой волей, он надеялся развернуться во всю ширь.
Ан не тут-то было — невесть откуда взявшиеся чужестранцы походя оттеснили его от трона. И все же Пипин ежедневно убеждал себя: бой только начат! Сотни раз имея возможность бежать, запереться в одном из замков, он продолжал оставаться при дворе, надеясь взять реванш.
Поручение, данное легатом, на первый взгляд показалось ему невыполнимым. Но лишь на первый взгляд. Уже спустя час он рассылал гонцов к своим баронам, требуя незамедлительно стянуть отряды к Парижу. Расчет был прост: когда в городе соберется достаточное количество его людей, испросить у юного кесаря дозволения идти самому биться с абарами, не дожидаясь разрешения дела о канонизации.
В случае, если Дагоберт не пожелает его отпустить (а скорее всего, так и произойдет, ибо согласиться — значит оторвать примерно треть от собственного войска), тогда можно будет с ходу объявить драконьего выродка союзником абаров и захватить прямо во дворце. И никаких комиссий, никаких святых — просто и быстро.
Рим не станет противиться. Пипин — защитник веры и народа, а значит, ему и его роду править франками отныне и до Страшного суда. Возможно, кардинал Бассотури видит ход событий иначе, но, по сути, кому есть дело до того, о чем думает папский легат? Когда настанет момент истины, он ничего не сможет предпринять! Лишь бы только эти нурсийцы не вмешались. Их действия, на что бы ни были они направлены, всегда оказываются пагубными для его планов.
Пипин истово молился в храме Страстей Господних, прося даровать ему успех в столь богоугодном деле, когда к нему бочком, опасаясь потревожить господина, приблизился гигант Фрейднур, сконфуженный настолько, что, казалось, готов был закрыть лицо собственной длинной бородой.
— Тут… Ну, это… — борясь с застревающими в горле словами, промямлил барон, — сестра ваша…
— Тут? — Пипин удивленно оглянулся.
— Да нет же, там, — досадуя на собственное косноязычие, пояснил франк. — Но это здесь… вот тут. Ну, словом… с принцем.
— Ты можешь толком говорить? — поморщился майордом.
— Да я толком и не видел-то. Дверь лишь чуть приоткрыта была. В общем… как муж и жена, — с трудом выдавил светловолосый воин и густо покраснел. — Я тогда и ушел, чтобы не видеть. А затем дама Ойген… и потом такое началось! А дальше сестра-то ваша обеспамятовала, так что и дух вон.
— Благородная дама Ойген напала на Брунгильду? — сверкнул глазами Пипин, быстро обдумывая, как такое проявление чувств можно использовать в своей игре.
— Не, это она часового едва не пришибла. А госпожа Брунгильда сама хлопнулась. А часового — да-а! Он мне потом божился, что вдруг дама Ойген перед ним исчезла, и, как есть, — дракон возник. А то ж как же он упал иначе? Дама Ойген — она ж такая, — громоздкий верзила восторженно закатил глаза, — как ангел.
— Молчи, богохульник! Ты в церкви! — нахмурился Пипин Геристальский, хватая своего бывшего комиса за локоть и выводя из храма.
Сердце вельможи ликовало. Казалось, Господь услышал его молитвы и подарил решение проблемы, хотя и в довольно странной форме. Теперь дело обстояло как нельзя лучше.
Эта глупая курица Брунгильда умудрилась отбить герцога Жанта Нурсийского у его красавицы-невесты? Превосходно! Они были вместе? Замечательно! Дело вскрылось с шумом и грохотом? Просто великолепно!
Теперь он, как старший брат и опекун, будет требовать заключения брака, а уж породнившись с не шибко умным наследником престола Нурсии, непременно отыщет способ избавиться от его пройдохи-наставника. Да и с благородной дамой Ойген при малейшем удобном случае разделается без колебаний. Пускай, пускай она себе бесится и вызывает своих невредимых драконов, он будет улыбаться и льстить до момента, пока сможет нанести единственный неотразимый удар.
Усилием воли Пипин нахмурил лоб и придал лицу гневное выражение.
— Какой позор! Мы немедленно возвращаемся во дворец! Я желаю говорить с кесарем. Мы, франки, почитаем гостей, однако никому не дозволено лишать чести наших жен, сестер и дочерей!
Фрейднур с умилением поглядел на своего господина. Совсем недавно тот предлагал грязные непотребства благородной даме Ойген. Стало быть, Бог вернул своего раба на путь добродетели.
Дагоберт ходил по тронному залу взад-вперед, физически ощущая, как не хватает ему пары мощных крыльев, длинного шипастого хвоста и пасти, изрыгающей пламя. Он чувствовал тупую ноющую боль, нелепо подергивал детскими еще острыми плечами, желая распахнуть широкие крыла. Он знал, что это чувство со временем оставит его, но вернется снова в тот час, когда носитель драконьей крови будет в ярости. Кто-то из вельмож сунулся было в зал, желая говорить с молодым властителем о возможной победе абаров над христианским воинством, но достаточно было одного лишь взгляда юного кесаря, чтобы вельможа умолк и, пятясь, убрался вон.