Слишком быстро. Я не готова была осматривать место преступления. Пока не готова. Я не могла привыкнуть к мысли, что моя девочка пропала. И кто-то вытащил ее из окна машины. Я чувствовала себя беспомощной. Пистолет и полицейский значок казались мне бутафорией, просто красивыми игрушками, за которые мы крепко держимся, чтобы убедить испуганных зрителей, что знаем свое дело. Мои глаза заполнились слезами, и я отвернулась.
Улица быстро наполнилась полицейскими машинами. Полицейские в форме сновали туда-сюда, как бесполезная армия оккупантов. Я вытерла слезу и заметила, что у меня дрожит рука. Я сцепила руки в замок и сжала кулак, пытаясь выдавить страх.
— Телефонные угрозы? — Я снова обратилась к Гаррисону. — Белый мужчина средних лет?
— Возможно.
— Если это так, то только что мы от множества улик пришли к одной-единственной. Только голос на автоответчике. Это ничто.
— Но мы узнаем, откуда сделан звонок.
— Ага, если повезет, и это окажется телефон-автомат, на котором будут присутствовать любые отпечатки кроме нужных.
— Пока что определенно можно сказать только одно — нам еще ничего не известно, зачем же сразу думать о самом плохом.
— Самое плохое уже случилось.
Гаррисон покачал головой. На мгновение он вспомнил о прошлом, но потом снова посмотрел на меня:
— Еще нет.
Да, самое плохое еще не случилось. Кто-кто, а он точно знает.
Щека начала пульсировать, словно через нее шел ток. Я пошла к своей машине, села, закрыла двери и окна.
— Думай, — прошипела я себе. — Делай свою работу.
Я умоляла себя, пыталась выкарабкаться из беспомощности. Ответ должен быть где-то прямо передо мной, мне просто нужно его увидеть. Все должно быть просто. Я всегда решала такие задачи как орешки, всегда срабатывало. Я попыталась сделать несколько медленных глубоких вдохов. Закрыла глаза, но мысли продолжали бесконтрольно мчаться вперед. На меня обрушилось все случившееся с того момента, как Лэйси крикнула «вы убийцы» на конкурсе красоты. Телефонные звонки Брима. Оранжевые носки Финли и ручеек его крови. Дверь, летящая на меня. Неподстриженная лужайка рядом с домом Финли. Красный свитер в темных водах пруда. Суини, шепчущий: «Мне жаль». Ослепительная вспышка перед взрывом. Дэйв, исчезающий в облаке пыли. Машина по имени Подсолнух. Птенчик, познавший радости полета.
Кто-то постучал в окно, вернув меня к реальности. Около машины стояли Гаррисон и Джеймс. Я открыла дверцу.
— Женщина видела машину, которая проехала вскоре после того, как раздался звон стекла.
Гаррисон жестом показал на противоположную сторону улицы:
— Вон она.
Я быстро вылезла и перешла на ту сторону. Женщина стояла за желтой лентой. Около шестидесяти, седые волосы, свободные брюки и свитер с аппликацией в виде пушистых белых облачков. Какая жалость, что не мужчина. Когда речь заходит об опознании марок и моделей машин, от мужиков больше пользы Эти знания передаются им на генном уровне. Женщины обычно могут описать только цвет, если только это не та модель, на которой они ездят сами.
Свидетельница смотрела шоу Опры Уинфри, когда все случилось. Сейчас она нервно улыбалась, как это делает любой человек, сталкиваясь с такой толпой полицейских.
— У Опры в гостях была женщина, которая чуть было не уморила себя голодом, пока не нашла силы… Мне нравятся шоу Опры…
— И что вы увидели на улице?
Ее удивило, что расстройства аппетита не входят в сферу наших интересов.
— Ой, простите…
— Ничего. Так что вы увидели?
— Я решила, что кто-то украл магнитолу, вышла и увидела разбитое стекло. Подумала, что это всего лишь разбитая бутылка, и не стала вызывать полицию. А нужно было. Неужели весь сыр-бор из-за магнитолы?
— А как выглядела та машина? — спросила я.
Она посмотрела на всех полицейских, снующих по улице.
— Мне опасно здесь оставаться?
— Нет, никакой опасности нет, мэм, — успокоила ее Джеймс.
— Расскажите мне о машине, — повторила я. — Что вы видели?
Женщина сделала глубокий вдох и положила руку на сердце, словно клялась говорить правду и только правду.
— Машина поехала в ту сторону, — сказала она, показав на север. — Белая.
Я подождала продолжения, но его не последовало.
— И все?
Свидетельница не поняла вопроса.
— Это была большая машина?
— Ох… маленькая…. Да, маленькая.
— Две двери или четыре?
— Я не… Две.
— Седан или «хэтчбэк»?
Она задумалась.
— Квадратная сзади, «хэтчбэк».
— Марка?
Она озадаченно посмотрела на меня, а потом поняла, что я от нее хочу.
— Думаю, какая-то иностранная. Но ведь сейчас большинство машин импортные. Но я не знаю марку. Она казалась дешевой.
— Новая или старая?
— Не новая. Неблестящая. Может быть, просто грязная.
— А сколько людей внутри?
— Я видела только водителя. У него были темные волосы.
— А цвет кожи?
— Не могу сказать.
— Мужчина или женщина?
— Кажется, мужчина.
— А вы уверены, что у водителя были темные волосы.
— Ну, мне так кажется.
Отлично. Единственная свидетельница похищения моей дочери видела маленький белый «хэтчбэк», возможно не новый, может быть импортный, за рулем которого сидел вроде бы мужчина, у которого, кажется, были темные волосы.
Я снова подошла к дочкиной машине и заставила себя заглянуть внутрь. Может, я увижу что-то понятное только мне, ведь я ее мать. Может, ответ выскочит на меня, выброшенный силой всепоглощающей материнской любви. Я знала, что ничего такого не произойдет, но решила попробовать.
Встав на корточки рядом с открытой дверцей, я заглянула внутрь и изучила каждый сантиметр салона. Я все еще чувствовала дочкин запах, как тогда, когда ложилась на ее кровать, а подушка все еще хранила аромат ее волос. Она была так близко. С зеркала заднего вида свисал пластиковый подсолнух на косичке, сплетенной из желтого и оранжевого шнурков. Пустой стаканчик из «Старбакс» валялся на полу под пассажирским сиденьем. Двойной мокко-латте. Он был смят, а коврик промок от разлившегося кофе. Лэйси все еще пила его, когда… Я не закончила мысль.
Школьный рюкзак валялся на заднем сиденье. Я открыла бардачок. На внутренней стороне крышки была прикреплена фотография — Лэйси стоит рядом с отцом, обняв его за плечо, оба улыбаются. На нем все еще обручальное кольцо. Но снимала не я. Я представила себе, как любовница бывшего мужа щелкает фотоаппаратом, а это значило, что Лэйси узнала про папину интрижку раньше меня и ничего мне не сказала, ни слова. Это был их секрет.