Была только одна женщина, о которой он думал с нежностью и восхищением, прекрасная и недоступная, как вершина Эвереста. Марьяна, эх, Марьяна Шатова, старший менеджер по персоналу, офисная Снежная королева… Теперь Павел упорно искал ее взглядом, и если встречал в столовой или в вестибюле, то потом целый день чувствовал странную, сладкую дрожь во всем теле. Подойти к ней, завести разговор он никогда не решился бы, а потому наблюдал издали, как она идет по коридору, такая легкая, светлая, вся словно устремленная вперед, как волосы взлетают над плечами, как она улыбается или хмурится… Смотреть на нее он, наверное, мог бы часами, жаль только, встречаться им приходилось не так уж часто. По работе они почти не пересекались. Не караулить же у входа каждый день! Павел решался на это только изредка – подъезжал заранее и ждал, пока она пройдет. Чаще нельзя, иначе у службы безопасности могут возникнуть лишние вопросы. Им ведь не объяснишь…
Павел и сам не мог понять причины своего поведения – в конце концов, оба они взрослые люди, и в высшей степени глупо пускать слюни, как влюбленный подросток, наблюдая за объектом своего обожания, – но и поделать с собой тоже ничего не мог.
Оставалось только искать утешения в работе. В самом скором времени предстоял очередной процесс, который много значил для компании, и Павел старался изо всех сил.
В сферу интересов компании попал машиностроительный завод, расположенный не так уж далеко от центра Москвы. Сейчас все предприятия стараются выводить за черту города, а это просто реликт какой-то… Что уж там выпускали – для Павла так и осталось загадкой, но, впрочем, это и не важно. В такие детали он не вникал.
Сначала директору сделали интересное предложение. Но он, против всех ожиданий, встал на дыбы. «Интересы акционеров, рабочие места, социальная политика, ответственность бизнеса перед обществом…» Денег, наверное, мало ему показалось.
Пришлось идти другим путем, в полном соответствии с заветами вождя мирового пролетариата. Против строптивого руководителя было возбуждено сразу несколько уголовных дел (прокурорские «оборотни» работают на совесть!), потом дела эти таинственным образом прекратили «за отсутствием состава преступления». Директор оказался мужиком понятливым – добровольно ушел со своей должности и отбыл со всем семейством куда-то за границу на постоянное место жительства. Зато новому руководству досталось здание, пустой склад, толпа озлобленных рабочих, которым уже несколько месяцев не выдавали зарплату, и немереные долги.
Дальнейшее, как говорится, дело техники – судебный иск, банкротство (заплатить они все равно не смогут!), потом – визит крепких ребят из ЧОПа [8] и «свой» арбитражный управляющим, который сумеет распорядиться имуществом наилучшим образом… Надо полагать, что родная компания разбогатеет еще на несколько миллионов долларов.
Павел и сам прекрасно понимал, что все это – обыкновенный рейдерский захват, один из способов узаконенного грабежа, но с другой стороны… Лучше было об этом не думать и просто делать свою работу. Есть векселя, оформленные по всем правилам, подтверждающие, что один хозяйствующий субъект должен другому крупную сумму денег. Значит, надо добиваться удовлетворения своих законных требований цивилизованным способом, в судебном порядке, и отстаивать интересы работодателя наилучшим образом. Зарплату ему платят именно за это, а не за досужие размышления на тему «что такое хорошо и что такое плохо».
А уж каким образом возникли эти векселя, как появились задолженности и куда подевались деньги – не его ума дело. В конце концов, бизнес есть бизнес! К тому же Александр Анатольевич прозрачно намекнул, что выигрыш этого дела может ознаменовать собой существенное продвижение в карьере.
– Сам Главный вами интересовался! – говорил он со значительным выражением лица, указывая пальцем куда-то на потолок. – Лично! Я, конечно, со своей стороны сделаю что могу, но, сами понимаете, все зависит от вас…
Павел кивал и, потупив глаза, бормотал что-то вроде: да, разумеется, очень польщен доверием… Не извольте, мол, беспокоиться, все будет в лучшем виде.
Одно только воспоминание о короткой беседе с Главным (если это только можно назвать беседой!) вовсе не вызывало у него приятных эмоций. Чем именно был так страшен этот вроде бы самый обыкновенный, даже невыразительный человек, он и сам не знал. Вроде бы ему лично он не сказал и не сделал ничего плохого, напротив, настоял, чтобы приняли на работу без испытательного срока, но о том, чтобы увидеться с ним снова, думать почему-то не хотелось.
Когда «судный день» наконец наступил, Павел волновался с самого утра. На работу он пришел, как всегда, в девять, потолкался там без всякого прока до половины двенадцатого и, наконец, постучал в кабинет начальника.
– Александр Анатольевич, я в суд!
– Не рановато ли?
– Да нет… Пообедаю заодно где-нибудь в городе!
– Ну, как говорится, ни пуха ни пера.
– К черту!
Ехать в суд и в самом деле было рано, но, с другой стороны… Мало ли, какие могут быть неожиданности! Всегда лучше подстраховаться. Вид юриста, влетающего в зал с безумными глазами и взъерошенными волосами, бормочущего какие-то жалкие оправдания насчет пробок в городе и роняющего бумаги, вызывает только брезгливую жалость и на судей производит крайне невыгодное впечатление.
Заседание было назначено на 14.30, но уже ровно в 14.00 Павел неспешным, но уверенным шагом входил в здание суда на Басманной. Он небрежно «козырнул» милиционеру на входе своим адвокатским удостоверением, поднялся на шестой этаж и, отыскав наконец в длинном коридоре дверь с табличкой «зал № 613», уселся у двери.
Ждать пришлось долго, часа полтора. Павел устал маяться в тесном, узком коридорчике. Черт, душно еще, скулы сводит от зевоты, а отлучиться нельзя…
К подобным ситуациям он давно уже привык относиться философски – раз взялся за такую работу, ничего не поделаешь, но сейчас почему-то очень нервничал, словно ему предстояло выступать в суде первый раз в жизни. Он старался, как мог, отвлечься, перебирая бумаги и в который раз изучая исковое заявление.
Вроде все на месте. К процессу он подготовился хорошо, но почему тогда так противно дрожат руки? Почему лоб покрывается липким потом и обморочная тяжесть подкатывает под сердце? Форточку бы открыть, что ли…
Он чуть ослабил тугой узел галстука, но легче не стало. Хотелось все бросить и бежать прочь отсюда, и только усилием воли он снова и снова возвращался к документам.
Когда судья, огромный усатый дядечка, шурша широкой черной мантией, прошествовал наконец по коридору, величественный, необъятный, как монумент, Павел воспринял это как избавление. Вот верно говорят, что ждать и догонять – хуже нету…
В зале заседаний он разложил свои бумаги, уселся поудобнее и приготовился к слушанию. Каждый раз он немного волновался, словно актер перед выходом на сцену. Пусть детально проработана позиция и выступление продумано до мелочей… Да что там! Давно отрепетированы и жесты, и модуляции голоса, чтобы речь звучала убедительнее, и даже особая, сардоническая улыбка в ответ на доводы оппонента. И все равно – мурашки по спине бегут!