— Мне — вот это.
Девочка спохватилась, вспомнила, видно, о своих профессиональных обязанностях и затараторила голосом автомата, в котором нажали нужную кнопку:
— Это модель Bubble Lucifer, дизайн оригинальный, сапфировое стекло, не царапается, влагостойкие, противоударный механизм, ремешок — натуральная кожа…
Очень быстро Андрею стало скучно ее слушать. Как только могут люди целый день торчать за прилавком и болтать подобную чушь!
— Да ладно тебе, не напрягайся, — он лениво улыбнулся девочке, — я и так возьму.
— Да, да, конечно, пожалуйста! У вас карточка или будете наличными платить?
На секунду Андрей смутился — он совершенно не знал, есть ли деньги с собой, а если есть, то сколько. Похлопал себя по карманам. Ах вот оно, портмоне… Какие-то рубли и баксы… Нет, карточкой, наверное, круче! Хотя неизвестно, сколько там денег. Вот будет позор, если не хватит — часы-то дорогущие!
Но девочка провела карточкой внутри какой-то странной машинки, ослепительно улыбнулась и вернула ее обратно:
— Спасибо за покупку! Чек подпишите, пожалуйста. Подарочную упаковку не желаете?
— Нет, не надо. — Андрей ответил почти грубо. Эта волокита порядком утомила его, к тому же не хотелось расставаться с новым приобретением ни на минуту. —Не надо, я прямо сейчас надену.
Торопясь, дрожащими пальцами он застегнул ремешок на запястье и зашагал прочь.
— Коробочку возьмите, — крикнула девочка ему вслед, — там паспорт и гарантийный талон!
Но Андрей не слышал ее. Он так спешил к выходу, будто часы эти не купил, а украл и сейчас за ним гонятся. Кондиционированная магазинная атмосфера давила, хотелось уйти отсюда как можно скорее. Только в машине он смог расслабиться и успокоиться. А сам все нет-нет да поглядывал на запястье — очень уж нравились новые часы.
Ехать пришлось долго. Давно уже миновали они и центральные улицы, и кварталы «спальных» районов, и теперь быстроходный «бумер» мчался по трассе, как хищный зверь на охоте. За окном мелькали то пригорки и перелески, то полусгнившие деревенские развалюхи, то навороченные «новорусские» коттеджные поселки.
— Слышь… А куда это мы? Далеко еще? — спросил Андрей. Просто так спросил — ему в общем-то было все равно, хоть целый день бы так ехать.
Толстячок в зеленом пиджаке посмотрел на него как на сумасшедшего:
— Ты что, Андрюша, правда, что ли, не помнишь? Рок-фестиваль «Пришествие», событие года!
— А чё так далеко?
— Да ты что, с луны упал? Это же фича такая! Каждый год проводится где-нибудь подальше от Москвы. Сейчас, например, поселок Новый Назарет, Тверская область. Народ съедется, побалдеет, им — развлечение, нам — кусок хлеба с маслом. Совсем тебе, Андрюша, мозги отшибло, — он укоризненно покачал головой, — сам же в прошлом году выступал! А сейчас тебе еще и концерт закрывать! Эх, Андрюша, — он горестно вздохнул, — волнуюсь я… Ты бы уж как-нибудь поосторожней с герычем. А то ведь и сам погоришь, и всех спалишь.
Андрей удобно развалился на мягком сиденье. Мерное покачивание и монотонный голос его спутника навевали сон. Незаметно для себя он как будто провалился в темную яму… И снова видел яркие, светящиеся пятна. Во сне они были живыми и вполне разумными, разговаривали с ним о чем-то важном — так рассудительно и умно, как никто и никогда с ним не разговаривал. Это было так прекрасно, что потом Андрей и сам превратился в какую-то радужную кляксу и хотел навсегда остаться с ними…
Пробуждение было ужасным. Тело как будто превратилось в один огромный очаг боли. Все мышцы как будто разрывались, его трясло крупной дрожью, на лбу выступили капли холодного пота. Даже глаза открыть — и то было больно. Андрею показалось, что он находится в каком-то тесном пространстве вроде вагончика и лежит на жесткой и неудобной койке.
— Ломка у него, — услышал Андрей где-то совсем рядом голос своего давешнего знакомца. Как его там звали? А черт его знает!
— Сам вижу, что ломка, — другой голос. Очень злой, только придушенный какой-то, будто и впрямь от злости задыхается. — А ты куда смотрел, сволочь? Что теперь делать? Ему же выступать надо, а он вот-вот кони двинет!
— Не боись, сейчас будет как огурец!
Андрей почувствовал холодное и влажное прикосновение у многострадального локтевого сгиба. В воздухе резко запахло спиртом. Опять пронзила боль, когда острое жало шприца впивалось в кожу, но ему было уже все равно. По сравнению с тем, что ему сейчас приходилось терпеть, это был просто комариный укус.
Потом стало легче. С каждым вдохом-выдохом боль уходила из тела и скоро прошла совсем. Стало легко и тепло, а главное — Андрей чувствовал себя так, будто по жилам вместо крови струится музыка. Сейчас он вспомнил все свои песни, слова и мелодии, даже ту, что написал сегодня утром.
— Пора, Андрюша, — шепнул кто-то ему на ухо.
Андрей кивнул. В самом деле — пора.
Он не помнил, как поднялся на сцену. В первый момент Андрей немного оробел — огромное поле, побольше футбольного, заполнено людьми, так что яблоку упасть негде. В воздухе повисла тяжелая предгрозовая духота, но парни и девушки стояли плечом к плечу и ждали.
— Привет вам, люди!
Толпа радостно взвыла. Он видел сотни глаз, устремленных на него, чувствовал их любовь и обожание каждой клеточкой своего тела, а внутри пела, искрилась и переливалась музыка. Этот кайф был покруче того, что в белом порошке!
— Я хочу сказать вам: свобода — это рай!
Новый восторженный вопль. В этот миг Андрей чувствовал такую сладкую, пьянящую власть над их душами и телами!
— А сейчас я спою вам новую песню об этом. Он почему-то не беспокоился больше. Музыка, что была в его душе, заполняла все его существо без остатка, переливалась через край и требовала выхода. Он совсем не удивился, что из динамиков полилась та самая мелодия, которую он ожидал услышать (может быть, даже та, что так неожиданно пришла к нему сегодня утром? Он не помнил точно), и музыканты за спиной подыгрывали правильно.
Если каждый твой день стал похож на другой,
Будто бьешься о стену всю жизнь головой,
Если ловишь ладонями призрачный свет,
Ищешь путь в лабиринте, где выхода нет…
Музыка несла его, поднимая над толпой, как на крыльях. Вот вступили тяжелые басы — и, будто отвечая им, где-то вдалеке раздался первый раскат грома.
Ничего не жалей, ни о чем не грусти,
Поскорее на волю себя отпусти,
Что за разница — ждать тебе день или год,
Если смерть — это только последний…
Он выдержал эффектную паузу, обвел взглядом замершую толпу. Потом отработанным движением вскинул правую руку и выкрикнул то слово, которого они ждали:
ПРИХОД!