Вокзал | Страница: 33

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Что же теперь с ними будет? Вот сегодня они закончат работу, и как будет дальше? Куда они пойдут? К ней в старое общежитие с двумя соседками? А, неважно, главное, что он не пойдет сегодня к себе домой, не ляжет в постель рядом с женой. Да они могут остаться на ночь хотя бы здесь – в этой маленькой комнате отдыха. А почему бы и нет?

Стоп! Виктор же встречает сегодня гроб с матерью. И у него сейчас совсем другие заботы. И может быть, чувства и мысли другие. Завтра похороны, потом поминки. Как она могла об этом забыть? Даже не выразила ему соболезнование, ни о чем не спросила. Бессердечная…

Но эти переживания совести пронеслись в Оксаниной голове, не затуманенной еще большим жизненным опытом, очень быстро. Она снова вспомнила, как еще несколько минут назад Ларин набросился на нее, как грубо повалил на диван и жадно впился губами в ее губы. Даже неосторожно поранил зубами верхнюю. И было больно от его рук и губ. Но удивительно, что вместе с этой болью она почувствовала сильнейшее возбуждение. Это странная женская особенность: самое сильное желание почти каждая женщина испытывает, когда ею именно ОВЛАДЕВАЕТ любимый мужчина – стремительно и грубо. Жестко и не церемонясь! И весь этот натиск должен быть совершенной неожиданностью для женщины. Такое в жизни Оксаны было дважды. Сегодня и три года назад – с Олегом, по-настоящему ее первым мужчиной.

«Да что же они не уходят?» – снова прислушалась она к голосам в кабинете.

А в кабинете в этот момент полковник Чернов, пристально глядя на растерянного Ларина, вводил его в курс дела. Он сидел за столом напротив Виктора Андреевича. Чуть в стороне от него расположились его помощники.

– Режим работы вокзала нужно ужесточить, – говорил полковник решительно и строго. – Необходимо очистить территорию вокзала от посторонних и всякого сброда. Лучше сейчас перебрать в некоторых, так сказать, методах зачистки, чем потом локти себе кусать.

– Мы как раз сегодня ввели в работу систему турникетов, – вставил начальник вокзала. – Так что желающих праздно шататься по вокзалу значительно поубавится.

– Очень хорошо. Но нас еще интересуют и те, кто захочет здесь поболтаться не просто так, а совершенно с конкретной целью. А потому всем службам необходимо отдать распоряжение проявлять особую бдительность к подозрительным личностям. При этом, как я вам уже говорил, не вводить никого в курс дела. – Леонид Константинович внушительно посмотрел на Ларина.

– Я вас понимаю, – заверил Чернова Виктор Андреевич.

– В нашем деле любая, даже малейшая, утечка информации дорогого стоит,продолжал полковник.

Ларин снова кивнул ему в знак согласия. Несмотря на напряжение, связанное с тем, что полураздетая Оксана находилась в соседней комнате и в любой момент могла себя обнаружить, Виктор Андреевич внимательно слушал все распоряжения фээсбээшников. С этими парнями лучше не шутить.

«Наверное, что-то случилось?» – подумала Оксана, ненадолго прислушавшись к разговору, и вновь ушла в свои мысли.

А, плевать. И на посетителей Ларина, и на их проблемы, и на работу, и на кассу, и на очередь. Потому что «он теперь полностью мой!». И когда они уйдут, эти незваные гости, Ларин снова придет к ней, и тогда она сделает для него все, что он захочет и как он захочет. Она будет совершенно послушной девочкой. Ну просто паинькой.

Оксана подумала о том, что Ларину почему-то нравится слушать ее рассказы о подростковом возрасте, о хореографическом училище. Виктор Андреевич всегда умилялся, когда представлял Оксану в балетной пачке и на пуантах. Иногда в перерывах между любовными играми он просил ее сделать какое-то балетное па. И она, надев прозрачные трусики (другой одежды Ларину в этот момент не хотелось видеть на ней), становилась у стенки, как у балетного станка, и делала всевозможные батманы, рон де жа, пор де бра.

Как давно это было! Ей всего девятнадцать, но кажется, что детство и юность так далеко от ее сегодняшней жизни. Оксана родилась в маленьком городке.

В первый же год после рождения дочери мама Оксаны разошлась с мужем. Она души не чаяла в ребенке, так похожем на отца, и всю свою любовь к мужу после развода перенесла на дочь. Девочка росла избалованной, ни в чем не знала отказа, все время была при матери. Оксана никогда не ходила в садик и полностью была домашним ребенком. Благо дедушка и бабушка хорошо зарабатывали в то время, и мать Оксаны могла себе позволить первые семь лет жизни ребенка вообще не работать. Но когда дочери исполнилось девять лет, у матери появился мужчина, и тогда начались проблемы. Оксана, ревнуя мать, ни за что не соглашалась отпускать ее от себя даже на несколько минут. Не хотела ложиться спать в отдельной комнате, не в материнской постели.

Мать хотела, чтобы ее дочь стала балериной. И давно планировалось, что к моменту поступления ребенка в хореографическое училище мать переедет в Киев, чтобы там жить с Оксаной. У девочки были все данные для балета. Но теперь ситуация изменилась. Появившийся мужчина нарушил все планы. Из-за него мать не хотела покидать свой городок. Дочь ей тоже теперь мешала. А потому решено было отдать ребенка в хореографическое училище, как и многих иногородних детей, с проживанием в интернате при училище. Так в десять лет Оксана оказалась вне дома, вне привычной атмосферы. И хотя воспитатели и педагоги в училище попались на редкость отзывчивые и доброжелательные, Оксана сильно тосковала по дому. А как-то через полгода обучения в холодную зимнюю ночь сбежала из училища домой.

Ее нашли на железнодорожной станции совершенно окоченевшей. Два месяца она пролежала в больнице с двухсторонним воспалением легких. Мать примчалась тогда сразу же и не отходила от ребенка все это время ни на шаг. Как же Оксана любила тогда ее в больнице! Как мечтала, что вот она выздоровеет и уедет с мамой домой и снова они будут все время вместе. Когда Оксана пошла на поправку, ее выписали. Мама забрала девочку домой, но потом снова отправила в хореографическое училище. И хотя через год Оксана уже свыклась со своей ранней самостоятельностью, она никогда не смогла простить матери этой второй отправки в училище.

И все же хореографическое училище оставило в Оксане неизгладимые впечатления. Балетный класс, станок, бесконечные репетиции с утра до вечера.

Хорошенькие девочки с забранными в пучок волосами. Худенькие длинные ножки с острыми коленками и тоненькими щиколотками, торчащие острые лопатки, вытянутые прозрачные шейки. А по ночам в комнате общежития бесконечные разговоры после отбоя – тайные и щекочущие нервы. В младших классах – о привидениях, ведьмах и «черной-черной руке в черном-черном ящике», а в старших – о мальчиках, первых поцелуях и первых менструациях, а потом и о любви, сначала романтической, но чем дальше, тем более плотской. И эти рассказы о взрослых отношениях, о любви мужчины и женщины – как они будоражили еще только начинающих превращаться в женщин девочек, не давали уснуть, заставляли искать выход переполняющим эмоциям. Девочки изучали друг у друга начинающую расти грудь и учились целоваться в губы – длительным поцелуем, с языком.