– Я солгал, – выдавил он наконец. – Это для меня.
Киндерман уставился на визитку и покраснел.
– Напишите: «Уильяму».
Крис уставилась на него с неожиданной и чуть заметной нежностью, потом, взглянув на обратную сторону карточки, написала: «Уильям Ф. Киндерман, я люблю вас!» – и расписалась. – Вы очень милая женщина, – заметил детектив, не глядя на Крис, и засунул карточку в карман.
– А вы очень милый мужчина.
Киндерман покраснел еще сильнее.
– Нет, я не милый. Я надоедаю. Не обращайте внимания на то, что я здесь наговорил. Это так неприятно. Забудьте об этом. Думайте только о вашей дочери. Только о дочери.
Крис кивнула, и подавленное настроение опять захватило ее, как только Киндерман вышел на крыльцо.
– Но вы спросите ее? – напомнил детектив, повернувшись к Крис.
– Да, – прошептала Крис. – Я обещаю. Я спрошу.
– До свидания. Будьте осторожны.
Крис еще раз кивнула и добавила:
– И вы тоже.
Она закрыла дверь. И тут же опять открыла ее, услышав стук.
– Как неприятно. Я так вам надоел. Я забыл у вас карандаш. – Его лицо выражало смущение.
Крис обнаружила у себя в руках огрызок, слабо улыбнулась и отдала его Киндерману.
– И еще... – Он колебался. – Это бесполезно, я понимаю, я уже надоел, но все же я не усну спокойно, если буду знать, что где-то сумасшедший или наркоман гуляет на свободе. Как вы думаете, мог бы я поговорить с мистером Энгстромом? Насчет доставок... По поводу доставок на дом. Мне, пожалуй, следовало бы это сделать.
– Конечно, входите, – чуть слышно проговорила Крис.
– Нет, вы заняты. Этого достаточно. Я могу поговорить с ним здесь. Здесь хорошо.
Он прислонился к перилам.
– Если вы так настаиваете... – Крис едва заметно улыбнулась. – Он с Реганой. Я его сейчас пришлю.
Крис поспешно закрыла дверь. Через минуту на крыльцо шагнул Карл. Высокий и статный, он смотрел на Киндермана прямым холодным взглядом.
– Да?
– Вы имеете право не отвечать мне, – начал Киндерман, так же прямо глядя ему в глаза. – Если вы не воспользуетесь этим правом, то все, что вы скажете, может быть использовано против вас на суде. У вас есть право переговорить с адвокатом или пригласить адвоката на допрос. Если вы желаете иметь адвоката, но не имеете средств, вам будет назначен адвокат бесплатно перед допросом. Вы поняли?
Птицы щебетали в густой листве деревьев, и гудки автомобилей с М-стрит доносились сюда приглушенно, как жужжание пчел на дальнем лугу. Взгляд Карла не изменился. Он коротко бросил:
– Да. – Вы отказываетесь от права молчать?
– Да.
– Вы хотите отказаться и от права переговорить с адвокатом или пригласить его на допрос?
– Да.
– Вы утверждали ранее, что 28 апреля, в день смерти мистера Дэннингса, вы посетили кинотеатр «Крэст»?
– Да.
– В котором часу вы вошли в кинотеатр?
– Я не помню.
– Вы утверждали, что ходили на шестичасовой сеанс. Это поможет вам вспомнить?
– Да. На шестичасовой сеанс. Я вспомнил.
– Вы смотрели эту картину с самого начала?
– Да.
– И ушли после окончания фильма?
– Да.
– Не раньше?
– Нет, я досмотрел до конца.
– После этого вы сели в транзитный автобус перед кинотеатром и сошли на пересечении М-стрит и Висконсин-авеню приблизительно в 9.20 вечера?
– Да.
– И пошли домой пешком?
– И пошел домой пешком.
– И были дома примерно в 9.30?
– Я был дома ровно в 9.30.
– Вы в этом уверены?
– Да, я посмотрел на часы. Абсолютно уверен. – Так вы досмотрели фильм до самого конца? – Да, я уже сказал.
– Ваши ответы записываются на магнитофон, мистер Энгстром, и я хочу, чтобы вы были уверены в том, что говорите. – Я уверен.
– Вы помните ссору между служащим кинотеатра и пьяным зрителем, происшедшую за пять минут до окончания фильма?
– Да.
– Вы мне не можете назвать причину этого недоразумения? – Этот мужчина напился и мешал другим.
– И чем все кончилось?
– Выставили. Его выставили из кинотеатра.
– А ведь никакой ссоры не было. А помните ли вы вынужденную паузу по техническим причинам, она продолжалась примерно 15 минут, и фильм был прерван.
– Нет.
– Вы помните, как возмущались зрители?
– Нет. Никакой паузы не было.
– Вы уверены?
– Ничего не было.
– Было, и это записано в журнале киномеханика, поэтому фильм кончился в тот вечер не в 8.40, а примерно в 8.55, а значит, самый первый автобус, который смог вас довезти до пересечения М-стрит и Висконсин-авеню, подошел не в 9.20, а в 9.45. Дома вы могли быть не ранее чем без пяти десять, а не в 9.30, что подтвердила и миссис Макнейл. Теперь не смогли бы вы объяснить это загадочное несоответствие?
– Нет.
Несколько секунд детектив молча разглядывал его, потом вздохнул и, опустив голову, выключил магнитофон, спрятанный под подкладку пальто.
– Мистер Энгстром, – проникновенно начал Киндерман. – Возможно, совершено серьезное преступление. Вы под подозрением.
Мистер Дэннингс оскорблял вас, я узнал об этом из других источников. Очевидно и то, что вы говорили неправду относительно места вашего пребывания в момент его смерти. Иногда случается – все мы люди, почему бы и нет? – что женатый человек оказывается в таком месте, о котором ему не хотелось бы упоминать. Вы заметили, я устроил все так, чтобы мы разговаривали с вами наедине? Теперь я не записываю. Магнитофон выключен. Вы можете доверять мне. Если уж получилось, что в тот вечер вы были не с женой, а с другой женщиной, вы можете сказать мне об этом, я проверю ваше алиби, и вы не будете больше на подозрении, а ваша жена... она ничего не узнает. Скажите, где вы были в тот момент, когда умер Дэннингс?
На секунду в глубине глаз швейцарца что-то блеснуло, но тут же пропало.
– В кино! – упорно настаивал на своем Карл.
Детектив пристально смотрел на него. В тишине было слышно только его сиплое дыхание. Шли секунды...
– Вы меня арестуете? – разорвал наконец тишину Карл. Голос его слегка дрожал.
Детектив не ответил и продолжал, не мигая, разглядывать швейцарца. Карл собрался что-то сказать, но детектив неожиданно спустился с крыльца и направился к полицейской машине, засунув руки в карманы.