– Правильно и сделал, – сказала она. – Куда ты от неё убежишь? От армии родной. Когда ты с командиром своим подрался, и тебя хотели в тюрьму посадить, тоже в горы убежал. Ну и чем кончилось? Мина всё равно тебя догнала.

– Что там могло взорваться? – Ему показалось в какой-то момент, что вместе с дымом ветер принёс запах горелого мяса. – Поезд спустили под откос?

– Да ладно тебе, поезд, – отмахнулась она от него. – Террористы у нас тут, что ли, завелись?

– А если это сделал солдат? – Он отчётливо представил себе, как всё произошло. – Парень видел, куда я спрятал взрывчатку и газовый баллон. Достал – и подложил под рельсы.

– Ну и зачем ему это нужно было? Он, по-твоему, ненормальный?

– Может, и ненормальный. На роже у него не написано, и карты медицинской я его не видел. Кстати, со мной в одном взводе тоже служил такой придурок, – вспомнил он старую историю. – Тихий такой, вежливый и всё время улыбался. Ему оплеуху дадут, а он улыбается. Отчитывают перед строем – то же самое.

– Это совсем другое, – не согласилась она. – Он ведь, кажется, повесился?

– Вот именно, – кивнул он. – Поставили его в караул – склад с боеприпасами охранять. А утром приходим – висит в петле, и рядом валяется замок. Открыл дверь и пытался взорвать склад. Это он так отомстить хотел, только не вышло у него ничего.

– Господи, какая глупость! – возмутилась жена. – Этот парень кому мог мстить?! За что?!

– Армии родной – это раз. – Он начал загибать пальцы. – Москве и Питеру – это два и три. Ментам – четыре. Нам с тобой – пять. – Перечислив всех, потряс в воздухе кулаком. – Я их много, таких желторотых цыплят, встречал на Кавказе. А теперь они вылупились здесь.

– Да, хорошо он тебя отблагодарил. – Она выключила свет и, подойдя к окну, задёрнула занавеску. – Тебя посадят – в этот раз уже точно. А ведь я предупреждала.

Зажгла под иконкой лампадку и, перекрестившись, стала собирать мужа в дорогу. Двигаясь почти в полной темноте, вынимала из шкафа и комода и складывала в сумку тёплые вещи. Распорола матрац и, хрустя купюрами, отсчитала и протянула ему тысячу евро.

– Ты думаешь, Маруся, что мне лучше сейчас уехать? – Он достал из буфета иностранный паспорт. – Может, обойдётся ещё всё?

– Дай-то Бог. – Она снова подошла к иконе и перекрестилась. – Виза ведь у тебя не закончилась? Поезжай к сестре, в Турку, и поживи там у неё какое-то время. Отдохнёшь, половишь рыбку. А вернёшься, когда тут всё уляжется.

У него как будто камень свалился с плеч. Так легко и просто всё разрешилось.

Он видел уже себя на берегу озера, с удочкой в руках. Над бухтой гулял свежий ветерок, и по чёрной воде шла рябь. Это немного мешало, поскольку трудно было определиться с поклёвкой, но решающего значения не имело – садок был доверху набит сигами и форелью.

Было сухо и ясно, и, хотя солнце, появившись ненадолго, снова скрылось за холмами, его присутствие ощущалось.

Между берегами, словно медные струны, протянулись лучи, и ветер наигрывал мелодию. Очень сдержанно и тихо, только для себя и тех, кто понимает в этом толк.

– В самом деле, поживу пока у сестры. И ей будет веселее. А то сидит там целыми сутками в пустом доме одна. – Он надел пальто и обмотался на европейский манер шарфом. – Ты тут без меня не надрывайся сильно-то на огороде. Всей работы всё равно не переделаешь. Береги себя, Маруся.

Взял сумку и пошёл к выходу.

Глава восьмая
Цыпа

Штормовое предупреждение было объявлено заранее, почти за сутки до того, как налетел ураган. Ветер ждали и к нему готовились.

Он лично обошёл весь порт, проверяя стоявшие у причалов суда и краны. Серьёзных нарушений не нашёл, но выдал для порядка два десятка предписаний.

– Всё будет путём, – заверяли его мастера. – Моника – девка серьёзная, но и мы тоже не пальцем деланные. Знаем, как с такими стервами бороться, – и воли ей не дадим.

– Пик стихии придётся часа на три утра, – предупреждал он. – Ночные работы отменяйте – никакой погрузки и разгрузки. Ставьте строп побольше, закрепляйте грузы и технику. Ветер обещают серьёзный.

– Знаем мы всё, начальник, – обижались мастера. – Совсем чтобы никаких работ – так не получится. Сами же потом иностранным компаниям неустойки и штрафы будете платить. И работяг без зарплаты тоже оставить нельзя. У них семьи, и детки кушать хотят.

– Вы эти разговоры бросьте, – сердился он. – А если стропа оборвётся и груз на людей упадёт? Или кран завалится? Чего вы тогда станете говорить?

– А мы согласные, – отвечали мастера. – С завтрашнего дня начнём работать по правилам. С лесами и со стремянками. С поясами и с проверенными тросами. С наблюдающими и со страховками. С перерывами и сколько положено часов. Тебя руководство первого же за ворота выставит.

Циклон приближался, и его дыхание уже ощущалось в порывах ветра, швырявшего в лицо ледяную крупу.

Мотаясь по причалам и ругаясь с докерами, он наглотался холодного воздуха и не мог уже говорить, а только сипел.

Ну всё, сказал он себе, хватит рисковать здоровьем – нужно садиться на больничный.

Позвонил Солодову и, услышав в трубке знакомое хрюканье, понял, что у приятеля отличное настроение. Наверняка он сейчас общается с какой-нибудь симпатичной пациенткой.

– Ты ведёшь приём? – спросил он. – Прийти к тебе можно? Я застудил горло и хочу несколько деньков посидеть дома.

– Очень кстати, – обрадовался доктор. – У меня тут одна молодая особа, и у неё, между прочим, тоже болит горло. Я нахожу, что это крайне симптоматично.

– Чем лечат такие заболевания? – поинтересовался он. – Коньяком?

– Это хорошее средство, – согласился Солодов. – Оно многим уже помогло.

Он быстро сгонял на машине в универсам и уже через двадцать минут входил в поликлинику. В одной руке держал букет алых роз, а в другой коньяк. И все пялились на него, когда он пересекал холл и поднимался по лестнице на третий этаж.

Постучавшись в дверь, вошёл в кабинет и увидел склонившегося над бумагами доктора и сидевшую рядом с ним молодую женщину.

Он вручил ей букет, и она ужасно смутилась и сделалась вся такого же цвета, как розы. Это замечательно сочеталось с рыжими волосами, поднятыми кверху и стянутыми чёрной лентой. Он сразу же вспомнил известные полотна Мане.

– Я психолог, – объяснил он свой поступок. – И сейчас для вас моральная поддержка намного важнее, чем любые лекарства. Хотя и лекарства у нас в арсенале тоже имеются. – Он щёлкнул пальцем по пузатой бутылке.

– Это всё так неожиданно. – Она продолжала стесняться и пыталась спрятать нагое тело, изгибаясь так, чтобы грудь опустилась ниже и не торчала в вырезе платья. – Мне право же очень неловко.

– Вы ведь певица? – Он отошёл к окну и разглядывал её теперь издали, оценивая в целом – лицо и фигуру. Как и полагается делать, когда знакомишься с настоящим произведением искусства. – И вы очень страдаете из-за того, что у вас творится сейчас с горлом. Я не ошибся?