Он снял номер, крепко заснул, а утром отправился в приемную доктора Таунсенда. Доктора пришлось ждать почти три четверти часа. Он задержался из-за раннего вызова на одну из окрестных ферм. Он извинился перед ожидавшими его пациентами, а затем кивнул Ратлиджу:
— Прошу вас ко мне в кабинет, инспектор!
Ратлидж последовал за врачом. Как только за ними закрылась дверь, Таунсенд сказал:
— Мистер Макфарланд не помнит, что с ним случилось. Он сидел в беседке, читал какие-то ноты Листа. Ну а потом… он открыл глаза и очутился в моем смотровом кабинете.
— Я надеялся на лучшее.
— Так я и думал. Просто чудо, что голова у него еще работает. Удар был такой силы, что я ни за что не ручался.
— Я приехал, чтобы обсудить с вами другой вопрос. Очень важно, чтобы несколько дней вы говорили всем, кто наводит справки о здоровье Макфарланда, что он серьезно пострадал. Тем самым вы спасете ему жизнь. Ему известно нечто важное. Скорее всего, он и сам не знает, в чем дело, но один раз его воспоминания уже оказались для него губительными.
— Когда мисс Френч узнала, что мистер Макфарланд находится здесь, она приходила справиться о нем. Я сказал, что его состояние по-прежнему внушает мне опасения, но я считаю возможным полное выздоровление.
— Тогда пусть всем станет известно, что после удара по голове у него случился инсульт.
— Ничего не выйдет. Я не могу говорить людям, что у него инсульт, а потом сказать, что я ошибался и он совершенно поправился. Я врач…
Ратлидж вспомнил, что Таунсенду пришлось пережить немало неприятностей из-за своей тяги к спиртному и неверно поставленного диагноза.
— Тогда говорите всем, что полиция попросила вас помочь в расследовании. Если не скажете, злоумышленники попытаются проникнуть к вам, чтобы убить мистера Макфарланда, и вам и вашему персоналу тоже грозит опасность.
Встревоженный Таунсенд спросил:
— Неужели дело зашло настолько далеко?
— Неужели вы хотите рискнуть? — спросил Ратлидж. — Ваши жена и дочь находятся совсем рядом, в соседнем доме. Представьте, что начнется стрельба и кто-то из них выбежит посмотреть, и что тогда?
— Не впутывайте мою семью! — сердито ответил Таунсенд.
— Я всего лишь предупреждаю…
— Да, я все понимаю. На их долю и без того выпало немало неприятностей, и я не хочу им лишних страданий. Все верят в то, что услышали вначале, и не всегда соглашаются с тем, что им сказали потом.
Ратлидж подумал: больше всего неприятностей все-таки пришлось пережить ему, главе семьи. Возможно, мисс Таунсенд приняла предложение Луиса Френча, уступив воле родителей. Она, правда, очень тревожилась за него, но не умоляла его со слезами сказать хоть что-нибудь — словом, вела себя не так, как подобает невесте после исчезновения любимого жениха.
Наконец доктор Таунсенд позволил убедить себя в том, что, скрывая правду о состоянии старика учителя, он заботится и о своей безопасности. Затем Ратлидж зашел навестить Макфарланда. Старик по-прежнему был бледен и слаб, но сразу согласился с предложением Ратлиджа.
— Не представляю, чтобы кто-то из учеников затаил на меня злобу. Не понимаю, в чем дело.
Ратлидж убедился, что дверь закрыта и никто не подслушивает их снаружи.
Снова подойдя к изголовью Макфарланда, он негромко сказал:
— По-моему, за всем стоит тот человек, который вломился в дом Френчей много лет назад — в тот вечер, когда вы пришли знакомиться с будущими хозяевами.
— Но ведь это было двадцать лет назад! Не представляю, при чем здесь я.
— Вы там были. Вы знали, что тогда случилось. Значит, вы могли указать того, кто за всем стоит.
— Да, но ведь он в психиатрической клинике. Там наверняка знают, за что он туда попал. Должно быть, его как-то лечат. И потом, я — не единственный свидетель. Или?.. — Да, в то время врачи знали, за что Диас к ним попал. Однако причину изложили в его истории болезни без подробностей. Возможно, Френчи решили таким образом оградить себя от неприятностей. Вы — последний, кто помнит, как было дело. Вы знаете, зачем Диас приезжал в Сент-Хилари и из-за чего его потом отправили в сумасшедший дом. Вы не член семьи, ваши показания объективны и беспристрастны. Поэтому вы становитесь мишенью.
— Боже правый! Да я много лет не вспоминал о том происшествии. И только когда приехали вы и начали меня расспрашивать, давние события ожили в моей голове…
— Вы хоть что-нибудь помните о нападении на вас?
— Нет, ничего. Кажется, я услышал шорох в высокой траве за беседкой. Подумал, что там охотится какой-нибудь зверек, у нас здесь много белок, они подбираются довольно близко к дому. Иногда я наблюдаю за ними из окна столовой. Поэтому я не обратил на шорох особого внимания, — с сожалением продолжал старик.
Ратлидж вскоре ушел. Агнес Френч он застал дома и сообщил ей, что у Макфарланда в результате полученных ранений случился инсульт.
— Мне говорили, что утром вам передали благоприятный прогноз. Но события приняли печальный оборот.
— По-моему, мистер Макфарланд в чем-то и сам виноват, — ответила Агнес. — Я несколько раз просила его выкорчевать молодую поросль под деревьями с его стороны и расчистить просеку, которая ведет к нашему парку. У него там кто только не водится — и горностаи, и зайцы, и невесть кто. Они и к нам забегают, а все потому, что он отказывается сделать так, как я прошу.
Ратлидж улыбнулся. Он уже научился предугадывать реакцию мисс Френч. Она считала, что люди сами виноваты в постигших их бедах.
Она поблагодарила его за новость, пусть и печальную, и он ушел, покосившись на картину над столиком эпохи королевы Анны. Подумал: может быть, здесь пейзаж Мадейры? Именно поэтому ее повесили на почетное место, у самой двери. И его снова поразила сила чувства, которую ухватил художник.
Он все время откладывал то, ради чего приехал в Эссекс. Развернув машину в сторону церкви и домика, в котором жила Валери Уитмен, он приготовился к неизбежному.
Идя по дорожке к ее двери, он вспомнил, как она реагировала на посетителей, приходивших к ней не из сочувствия, а из любопытства. Он сделает ей любезность: увезет ее с собой, никому не показывая, что она арестована и скоро будет помещена в тюрьму.
Хэмиш заметил: «Ей сейчас все безразлично». И Ратлидж подумал, что Хэмиш прав.
Постучав, он стал терпеливо ждать. Мисс Уитмен не открыла дверь; он постучал еще раз, чуть громче. Она по-прежнему не подходила к двери. Он потянулся к задвижке, как вдруг дверь чуть приоткрылась.
— Уходите. Мне больше нечего вам сказать.
— Прошу вас пройти со мной. Я оставил машину, как обычно, за кладбищем. Мне бы хотелось поговорить с вами в таком месте, где соседи нас не услышат.
— Если только вы не собираетесь сообщить мне, что дедушку освободили из тюрьмы и он полностью оправдан, я ничего не желаю слышать!