– Ну ты силен, Маршал! – Автомат повис на плече, а когда бунтовщик снял респиратор, Иван увидел на его щеке татуировку в форме надкушенного яблока.
Да это же Макинтош! Жуков и подумать не мог, что так обрадуется встрече с бывалым рабом, с которым познакомился на этапе.
– Я уж думал, Костыль удалил тебя с винта. Он предъяву за братца наимейлил, так я ссылку на тебя кинул, уж извини. – Макинтош обернулся к своим и хохотнул. – Это Маршал, он юзверь правильный. Глядите, как Дубаса уделал! Такой боец нам нужен, верно?
В ответ ему кивнули пару раз, но без энтузиазма.
Макинтош помог Ивану подняться:
– Ну чего, с нами, да? Надо твоих сокамерников в расход пустить. На плацу уже все готово.
Лали посмотрела на Ивана как на предателя, когда он предложил Макинтошу отойти на пару слов.
– Давай, Маршал, отойдем, это мы легко.
Своему же отряду в пять человек Макинтош велел ничего не предпринимать без особого его распоряжения и просто следить, чтобы пленные не сбежали, не учудили чего.
Пока они шли по коридору прочь от камеры, Жуков думал, как и что сказать Макинтошу. Тот ясно дал понять, что в память о помощи лично Ивана вытащит из передряги, спасет от казни, но остальным не избежать показательного сожжения на потеху толпе. Надо было срочно найти аргументы, которые заставили бы Макинтоша принять сторону пленников. Иначе ни Лали, ни врача с пилотом не спасти.
Что сказать?! Вот что́, а?!
– Ну, Маршал, чего хотел? Только быстро излагай. Сам понимаешь, расклад для тебя дрянной. Все может измениться прямо сейчас.
Иван закрыл глаза и четко произнес:
– Она моя девушка.
– Эта чернявая, что ли? Бадоевская дочка? Да ладно тебе заливать!
Иван набрал в грудь побольше воздуха и выдавил из себя:
– Я сын врага народа, бывшего министра иностранных дел Владлена Жукова. Меня зовут Иван Жуков. Я во всесоюзном розыске.
– Ты под чем, юзверь? – Макинтош ткнул его кулаком в плечо. – Отличная дурь. Отсыпь чуток.
– Я не принимал наркотики, я на самом деле… – Иван покосился на девайс в кармане бывалого раба. – Я мог бы доказать, но коммуникатор без хозяина не включить.
– Ошибаешься. – Макинтош достал из кармана прибор, а потом окровавленную тряпку, развернул ее, и…
В тряпке лежал человеческий палец.
Палец Бадоева, надо понимать, ибо когда работяга прижал его к коммуникатору, тот вмиг запустился. Экран продемонстрировал заснеженные горы. На них было куда приятнее смотреть, чем на отрезанные по самую костяшку фаланги. Стало не по себе – Иван представил, что случится с Лали, если не убедить Макинтоша.
По запросу поисковик выдал множество ссылок, одна другой красочнее.
– Вот. – Иван продемонстрировал свой портрет с соответствующей подписью и текстом крупно и жирно.
Прищурившись, Макинтош присвистнул.
– Ну ты даешь! Только вот зачем ты мне объявился? Ты что, полный кулхацкер? Если о том спам пойдет, тебя вмиг сотрут. Уже одного, что ты московский, достаточно, чтобы казнить, а тут – министерский сынулька…
– Перед смертью отец записал кое-что в мой мозг, – прервал его Жуков. – Очень ценную информацию. Он хотел, чтобы я попал в Хортицкий лагерь, и вот я здесь. Это важно, пойми. Его не просто так арестовали. Он хотел свергнуть режим Председателя, но не успел. Но у него была такая возможность.
Макинтош нахмурился, морщины вокруг глаз обозначились четче.
– Бунт подавят. – Иван вернул ему коммуникатор. – Спецназ уже готовится к штурму лагеря.
– А то я не знаю. – Раб невесело усмехнулся. – Просто надоело все. Жизнь такая надоела… И не только мне. Ты ж видел, что там, на плацу, творилось.
Жуков пожал плечами:
– А вдруг я сумею все изменить? Отец хотел этого. Представь – сумею! Легко будет умирать, зная, что ты мог все исправить, но даже не попытался?!
Улыбка сползла с татуированного лица. Двое стояли и смотрели друг другу в глаза. Молча. Тяжело дыша, словно после стометровки по максимуму.
– Че так долго? Давай уже! – позвали Макинтоша.
Он должен был принять решение здесь и сейчас. Решение, от которого, быть может, зависела судьба не только Ивана Жукова, Лали и двух несчастных из обслуги Бадоева, но всего Союза.
Раб открыл рот, закрыл, поморщился и наконец заговорил:
– Если ты, Маршал, меня на понт взял, я вырежу тебе печень и буду жрать ее сырую, а ты будешь смотреть… Ах, не страшно и уже было, угрожали? Тогда говори, что надо делать.
Лагерные вожди пировали на крыше того самого склада, где Иван побывал как-то с Ириской. Пикник на свежем воздухе чего бы не устроить?
В самодельных мангалах угли пыхали жаром на шампуры с мясом. Рядом валялось то, что осталось от кабаньей туши. С клыков не удосужились еще снять ножи. Вспомнив, как реагировали на животных счетчики Гейгера, Жуков отказался бы закусывать самогон радиоактивной плотью, предложи ему кто-нибудь шашлыка. Ну да никто не предлагал, и на том спасибо.
Сопроводив Ивана, Лали и пилота с врачом до ворот склада, работяги поспешно удалились, а вот их командир, Макинтош, остался, дабы присоединиться к веселью и представить новых гостей честному братству хакеров.
С крыши отлично просматривался плац. И это было плохо, потому что на кресте, сваренном из стальных труб, извивался обнаженный Гурген Бадоев. Толпа с криками и улюлюканьем швыряла в него объедки, камни и вообще все, что попадало под руку. Удивительно, что никто не выстрелил в него, не вогнал в лоб заточенную шестерню. Наверное, все с нетерпением ждали, когда же подожгут кучу мусора, наваленную у креста, и просто не хотели портить себе удовольствие. Еще три креста пока что пустовали.
Лали всхлипнула, отвернулась. Жуков обнял ее, провел ладонью по спине.
Собравшиеся шумно обсуждали что-то, смеялись, чокались алюминиевыми кружками. Было их полтора десятка человек. У одного не хватало руки, у другого глаз прикрывала черная повязка. Были тут худые и толстые, беспрестанно кашляющие с сигаретами во рту и, наоборот, брезгливо отмахивающиеся от дыма. Все разные, но одинаковые в одном – они были счастливы. Они радовались. Праздновали свою крохотную временную победу. Обмывали обреченную на поражение свободу, все еще ограниченную неприступным периметром.
Одного из них Иван знал. Тот как раз вскочил с ящика из гнутой стальной проволоки, застеленного березентом, и громогласно заявил:
– Костыль – это не баг, это фича!
Сборище дружно заржало. Никого не возмутило, что он опрокинул банку с тушенкой, напечатанной в матрикаторе, и та, упав, обрызгала чуть ли не всех искусственным жиром. Не только Иван, значит, не в восторге от местной кабанятины, пусть даже натуральной, Костыль вон тоже абы что жрать не хочет.