— Пойдем, покажу… — перебил меня он, повернулся ко мне спиной и пошел вниз по лестнице.
Я повесил чекан на пояс, зачем‑то покосился на стремительно темнеющее небо и пошел следом. Смотреть на то, чем, по мнению Тарваза, можно было заинтересовать Бездушного…
Третий день четвертой десятины первого травника.
…Вернувшись с обеда, я завалилась на свою кровать, закинула руки за голову и закрыла глаза. Чтобы не видеть темных, почти черных от времени досок потолка, цветом напоминающих Посох Тьмы.
Через мгновение у изголовья скрипнуло, и до меня донесся тихий шепот Шарати:
— Тебе что, совсем — совсем не нравится наша кухня?
Я мысленно застонала: судя по тону, которым был задан вопрос, девочка вбила себе в голову, что я плохо ем из‑за того, что мне невкусно. И сейчас с присущей ей добросовестностью собиралась выяснять, чем меня кормили в Вейнаре и как все это приготовить!
Молчать было бесполезно — уж чего — чего, а упрямства ей было не занимать, — поэтому я перевернулась на живот и улыбнулась. Как можно искреннее:
— Нравится. Просто есть не хочется…
Она не поверила ни единому моему слову:
— Неправда! Я же вижу, что ты не ешь, а давишься!
Будь на ее месте Хасия, я бы сорвалась — послала бы ее куда подальше и ушла в себя. Но эта простодушная девчушка настолько искренне старалась мне помочь, что я попробовала объяснить ей причины своего плохого настроения:
— Вот у тебя есть братья и сестры?
— Да, ашиара: трое братьев и сестра!
— А родители?
— Конечно!!! — глядя на меня, как на самую настоящую эйдине, воскликнула она.
— А у меня нет. Ни братьев, ни сестер, ни родителей. Из близких людей остался только дед по материнской линии. И тот находится очень далеко отсюда. Поэтому я чувствую себя одинокой…
— Но ведь у тебя есть я, есть Хас… — начала было она, потом сообразила, что ее двоюродная тетка меня, мягко выражаясь, недолюбливает, и слегка покраснела, — есть я и твой майягард!
Я покосилась на дверь, за которой верещала моя вторая тэнгэ, и горько усмехнулась:
— Ты — есть… И Кром тоже есть, но я его практически не вижу, так как я не покидаю женской, а он — мужской половины…
Услышав последнее предложение, Шарати удивленно вытаращила глаза:
— Кто не покидает мужской половины? Кром?! Да он там даже не появляется: днюет и ночует на оу’ро! А чтобы подняться туда, разрешения азы не требуется! Хочешь, сходим прямо сейчас?
Пока я думала, как объяснить причину своего нежелания видеть майягарда, не на шутку разошедшаяся девочка вывалила на меня куч у сплетен о Кроме и его времяпрепровождении.
Оказывается, в комнате, в которой его поселили, он ночевал всего один раз — в первую ночь после нашего приезда в Шаргайл, — а потом в буквальном смысле этого слова переселился на Орлиное Гнездо. Ел то ли раз, то ли два раза в день, но, в отличие от меня, «за четверых». И, конечно же, тренировался. Все время. То есть и днем и ночью. И, если верить рассказам тех воинов, кто нес службу на оу’ро, почти не спал…
— Уресс говорит, что твой майягард — двужильный и что он — лучший воин на всем Горготе! — восторженно поблескивая глазенками, тараторила она. — Он тренируется в десять раз больше любого хейсара, умеет почти столько же, сколько Снежный Барс, а вчера вечером вааще подрался! С Тарром Безбородым, Мартаном Селезнем и Вахратом Боровом! По очереди! И победил! Всех троих, представляешь?!
Я представляла. Поэтому ограничилась улыбкой.
Девочка почему‑то восприняла ее как признак недоверия:
— Нет, ты не понимаешь: Уресс сказал, что Тарр и Мартан не смогли его даже достать, а Боров… Борова он покалечил! Но ты не бойся, вины на нем нет: дядя Вахрат попытался бить по точкам койе’ри и получил по заслугам…
Я не боялась. Нисколько. А губы кусала потому, что сгорала от желания увидеть Крома и прижаться к его груди.
— Да не бойся, я тебе говорю! — прикоснувшись к моей руке, с улыбкой сказала она. — Аннар видел конец боя своими глазами! Борова — наказал. А перед твоим Кромом извинился. И говорят… — тут она густо покраснела, — даже преподнес ему… э — э-э… Дар…
Последнюю фразу я пропустила мимо ушей — сначала в моем сознании набатом прогремели слова «перед ТВОИМ Кромом…», а потом мне стало не до Тарваза с его «дарами»: скрипнула открывающаяся дверь, и в комнату вошла леди Этерия.
— Еще раз добрый день! — поздоровалась баронесса, потом посмотрела на Шарати и улыбнулась: — Девочка, ты бы не могла ос тавить нас наедине?
— Я — ее тэнгэ! Не могу…
— Что ж, попрошу по — другому… — фыркнула Кейвази. И о — о-очень неприятно усмехнулась: — Если ты не выйдешь из комнаты, то леди Мэйнария попросит у азы Ниты другую тэнгэ. И объяснит это тем, что ты — д’сах’иара [161] .
Шарати побледнела как полотно, потом упрямо закусила губу и отрицательно помотала головой:
— Пусть просит. Я — не выйду. Не имею права…
— Имеешь: мы с леди Этерией — ани’иары [162] !
— Правда? — повернувшись ко мне, с надеждой спросила девчушка.
— Ани’иара — это ближайшая подруга… — объяснила мне баронесса. И ощутимо напряглась — видимо, почувствовав, что я не горю желанием подтверждать ее слова.
Несколько долгих — предолгих мгновений действительно я колебалась: с одной стороны, других подруг у меня не было, значит, она действительно могла считаться ближайшей. С другой — если бы не ее «своевременное вмешательство» в мой разговор с Вагой перед его поединком с Даратаром Полуночником, последнего убил бы не Крыло Бури, а Кром. Соответственно, я смогла бы провести последние дни своей жизни не с одним из своих женихов, а с ниспосланной мне Бастарзом Половинкой.
«Если я скажу «нет», то буду ходить с тэнгэ до самой свадьбы. Скажу «да» — буду вынуждена общаться с баронессой Кейвази хотя бы иногда, но вместе с этим получу возможность отдыхать от навязчивой опеки…»
— Да, мы с леди Этерией действительно подруги… — буркнула я через вечность. — Так что можешь идти…
— А… Хасия? — метнувшись к двери, спросила Шарати.
Баронесса Кейвази равнодушно пожала плечами:
— Ее, как и своих тэнгэ, я уже убедила…
…Слава Вседержителю, садиться со мной рядом леди Этерия не стала — дождалась, пока закроется дверь, и опустилась на первый попавшийся табурет. Потом подергала себя за лахти и угрюмо вздохнула: