— Мне надо с тобой побеседовать…
Я шевельнул левой рукой: мол, вот он я — говорите!
Она, давно привыкшая к тому, что говорю я в основном с Мэй, восприняла такой ответ вполне нормально:
— Слышал про Аютэ?
Я молча кивнул.
— А для чего ее похитили, знаешь?
— Хейсары похищают женщин только для того, чтобы на них жениться…
— Это — не тот случай! — перебила меня леди Этерия. — Неужели ты думаешь, что главе Ордена Вседержителя есть дело до счастья какого‑то там горца?!
— Ну… наверное, нет!
— Негзару пообещали то, чего он хотел больше жизни, не просто так, а в расчете на то, что он притащит им человека, которому Неддар доверяет как самому себе!
— А при чем тут его величество? — удивился я.
— Неддар относился к Аютэ как к сестре… — угрюмо вздохнула баронесса. — И, приезжая в Шаргайл, ел то, что она готовила…
— Ничего не понял… — признался я. — Ее же похитили!
Леди Этерия устало потерла ладонями лицо:
— Прости, я не выспалась и… очень беспокоюсь за вас с Мэй… Давай я объясню с самого начала?
Естественно, я не возражал. Тем более что без веских причин беспокоиться обо мне с Мэй она бы не стала. Поэтому кивнул и превратился в слух.
Оказалось, что Негзар был щепкой, влекомой волей ветра [235] : тот, кто придумал это похищение, не собирался выполнять данное ему слово. Хейсара ждала смерть, а Аютэ — «беседа» с каким‑то там братом — надзирателем, который, по словам леди Этерии, был способен внушить кому угодно что угодно.
В то, что такое внушение возможно, я поверил сразу: во — первых, баронесса Кейвази пересказывала мне то, что услышала от уже вернувшегося в сарти короля Неддара, который ЛИЧНО выбивал признания из Юлая Подсвечника. А во — вторых, я еще не забыл, как во время обучения пользованию Благословением Двуликого Арл погружал меня в состояние полусна и превращал в послушную его словам куклу. Поэтому, когда леди Этерия прервала рассказ, чтобы уточнить, что ее слова о возможностях надзирателей не вымысел, а реальность, я пожал левым плечом и сказал, что верю.
Баронесса недоверчиво выгнула бровь:
— Хм… А я вот до сих пор сомневаюсь…
Потом махнула рукой и криво усмехнулась:
— В общем, после «беседы» с этим самым надзирателем Аютэ должна была «бежать» и благополучно добраться до родного сарти. И либо отправиться в Аверон, чтобы отойти от похищения на королевских балах и охотах, либо дожидаться, пока Неддар приедет в Шаргайл…
Что она могла сделать дальше, можно было не рассказывать — человек, которому безоговорочно доверяют, мог подсыпать яд в еду и питье, поцарапать отравленной иглой или придумать еще десяток — полтора способов убийства. Так, в общем‑то, и оказалось:
— …чтобы при первой возможности подсыпать ему в еду Черный Лед…
— Если бы у них все получилось, — хмуро буркнул я, — Вейнар остался бы без короля и…
— Что было бы, если бы план орденцев сработал, мы рассматривать не будем… — перебила меня леди Этерия. — Проблем хватает и без этого: Неддар вбил себе в голову, что раз Аютэ похитили для того, чтобы его отравить, значит, в ее гибели виноват именно он!
— Мне кажется, что винить надо не себя, а тех, кто похитил Аютэ… — буркнул я.
— Я сказала ему то же самое!!! — с жаром воскликнула баронесса. Потом сгорбила плечи, опустила взгляд, зачем‑то разгладила невидимую глазу складку на своих ансах и чуть слышно добавила: — А он ответил, что потерял слишком много близких, чтобы позволить уйти еще кому‑нибудь…
Пятый день первой десятины второго травника.
…Остановившись перед своим рейро, Неддар поправил перевязь с мечом, потом пригладил мокрые волосы, ослабил узел шнуровки на араллухе и вдруг понял, что тянет время, потому что не хочет входить в комнату, в которой буквально все напоминало об Аютэ.
Собрался с духом, сглотнул подступивший к горлу комок, взялся за ручку двери, решительно рванул ее на себя и, наткнувшись взглядом на медвежью шкуру, лежащую на полу, провалился в прошлое:
— …А еще считаете себя воинами… — укоризненно поглядев сначала на одного, потом на другого, вздохнула Два Изумруда. — Он был один — одинешенек, а вас — двое!!!
— Лев взял его без моей помощи! — возмущенно воскликнул Вага. — Я…
— Ты был рядом! — перебила его она. — Значит, Неддар чувствовал твою поддержку, а этот бедный, несчастный зверь…
— Бедный и несчастный? — ошалело посмотрев на тушу, которая весила ведер девяносто, переспросил Латирдан. — Может, еще назовешь его маленьким и беззащитным?
— Конечно, назову! — кивнула Аютэ и, не выдержав, расхохоталась: — Видели бы вы сейчас свои лица!!!
Нижнюю губу защипало, и Неддар, прикоснувшись к ней, мрачно посмотрел на свои окровавленные пальцы. Потом вытер подбородок рукавом, вошел в комнату, кинул взгляд на кровать и снова погрузился в воспоминания.
— …Слушай, Лев, а зачем тебе такое широкое ложе? — на всякий случай спрятавшись за спиной мужа, ехидно поинтересовалась Аютэ. — Был бы ты женат — я бы поняла. А так…
— Открою страшную тайну… — жутким шепотом сообщил Вага. — Каждый вечер, когда женская половина сарти погружается в сон, Неддар открывает во — о-он тот сундук и выпускает из него белогорку во — о-от с такой грудью и во — о-от с таким задом…
— Если она такая… э — э-э… видная, то почему он ее прячет? Не знаю, как другие, а я бы с удовольствием ею полюбовалась! И порадовалась бы за человека, способного все это… э — э-э… ублажить…
Вага притворно вздохнул и сокрушенно опустил взгляд:
— Ну… во — о-от такие у нее не только грудь с задом, но и нос! А еще уши, губы и подбородок…
— Игенор Мудрый был прав: путь к власти — это путь потерь… — горько сказал Неддар, прошел к столу и тяжело опустился на табурет. Потом провел рукой по белоснежной скатерти, подаренной все той же Аютэ, заметил алые кантики, оставшиеся под ногтями после купания, и застонал — кровь, взятая за кровь, отдохновения не приносила.
«Трон подобен горной вершине: тот, кто на нем восседает, видит весь Горгот. Но обречен мерзнуть от холода и одиночества…» — мелькнуло у него в голове. А следом за этими словами перед глазами появился и тот, кто когда‑то сказал ему эти слова. Таким, каким был после первого перенесенного удара — с восково — бледным лицом, с черными мешками под глазами, с болезненно опущенными уголками губ и трясущимися от слабости пальцами.
— К чему эти слова, сир? Я знаю, что уйду! Совершенно точно — даже сейчас, разговаривая с вами, я ощущаю дыхание Темной половины Двуликого и звук его шагов…