«Не знаю, батюшка, не ведаю! Ничего подозрительного не замечаю!» — Прасковья Тихоновна улыбнулась и опять перекрестилась. — Ох, грехи мои тяжкие! Не пустят меня в рай, точно уже не пустят!
Маша обняла ее, поцеловала в щеку и неожиданно для себя расплакалась:
— Вы верите, что Цэден поможет нам освободить Митю?
— Верю не верю, что толку языком болтать. Сам вызвался, никто его за хвост не тянул! — Казачка задумчиво посмотрела на Машу. — Теперь только ждать остается до завтрашнего утра. Граф велел с места не трогаться, пока вас не поймают.
Так что весь день, не иначе, по лесу рыскать будут, а нам начеку придется быть. Хотя Васена свое дело понимает, в такие дебри заставила забраться, что не знаю, как сами выходить отсюда будем! — Она тяжело вздохнула. — Лишь бы Цэденка казаков с собой не привел, шпион ведь он и есть шпион, и ничего тут не поделаешь. — Она привлекла к себе девушку и ласково посмотрела ей в глаза. — Молись, чтобы господь помог нам!
Весь день с колен не вставай. Авось, повернется он к вам с Митей лицом, позволит встретиться, а все остальное и так сладится.
Ночью Маша спала не более двух часов и, только-только забрезжил рассвет, была уже на ногах. Следом поднялся Антон, разжег костер, возле которого тут же засуетилась Прасковья Тихоновна, готовя немудреный завтрак, состоящий из чая с медом и лепешек с холодным мясом.
Пока Антон и Васена седлали лошадей. Маша переоделась в такие же, как у Васены (и до этого принадлежащие ей), мужской костюм и мягкие оленьи сапоги без каблуков с подошвой из конской кожи. Мазь Прасковьи Тихоновны хорошо помогла ей. Раны на спине под повязкой уже не болели при ходьбе, а лишь слегка саднили. Ногам тоже стало легче. В мягких пуховых носках и почти невесомых сапогах Маша совсем не чувствовала боли и даже несколько раз пробежалась взад-вперед по поляне, чтобы проверить, как хорошо теперь слушаются ее ноги и все тело.
Перед сном Прасковья Тихоновна напоила Машу отваром из трав, капнув в него несколько капель настойки из какого-то корня, обладающего, по словам казачки, поистине чудодейственной силой и ценимого китайцами на вес золота.
И теперь она ощущала себя вновь народившейся на свет, возможно, еще и потому, что надеялась на скорую встречу с Митей.
До лагеря было более пяти верст, и, чтобы успеть к назначенному часу, выехали сразу же после завтрака. Никаких дорог в такой чащобе и в помине не было, даже звериных троп.
Видно, и таежный зверь не слишком жаловал эти места — угрюмые, неприветливые, по-кладбищенски тихие…
Иногда Антон, но чаще все-таки Васена спешивались и шли первыми, стараясь найти более-менее удобный путь среди нагромождения камней и валежника. Хмурые ели и пихты заслоняли небо. Под сводами все еще спящего леса было сумеречно и холодно, Пахло сырым мхом, плесенью, гнилым деревом…
Передвигались молча. Маша в какой-то момент решилась спросить о чем-то Прасковью Тихоновну, но Васена так зыркнула на нее глазами, что она тут же прикусила язык и не пыталась больше начать разговор. Антон и охотница ехали рядом, иногда, остановившись, съезжались вплотную, нога к ноге, и, попеременно прижимаясь губами к уху друг друга, о чем-то переговаривались. После этого Васена уезжала вперед, а Антон поворачивался к женщинам и делал рукой знак остановиться и подождать ее возвращения.
Маша понимала, что Васена ищет лучшую дорогу или проверяет, нет ли какой опасности поблизости. Перед отъездом она велела всем положить ружья перед собой на седло и приготовиться к любым неожиданностям. Из этого Маша поняла, что она тоже не доверяет Цэдену и боится засады, которую очень легко устроить и этаких дебрях.
Накануне вечером Антон настоял, чтобы Маша и Прасковья Тихоновна спали в балагане, а он и Васена устроились голова к голове у костра, и долго женщины слышали их шепоток. И Маше показалось, что Васена чем-то расстроена.
Она попыталась выведать у Прасковьи Тихоновны причины плохого настроения охотницы, та долго отнекивалась, мол, ничего не знает, потом, поворочавшись с боку на бок, проворчала:
— Знамо дело, с чего ей веселиться! Антон намедни объявил ей, что уйдет с вами на Амур, если получится, конечно, вас освободить. Васька — девка гордая, а тут словно с ума сошла, меня даже не постыдилась, расплакалась, просила его остаться. Только что в ногах не валялась, молила Антошу, а он тоже с лица спал, побелел весь, но сказал, как отрезал: «Я слово старому князю дал, что ни по какому случаю Марию Александровну не оставлю! И если не смогу их с Дмитрием Владимировичем освободить, сам коменданту сдамся и пойду за ними вслед в острог!» — Прасковья Тихоновна тяжело вздохнула, почесала голову. — Вот и злится Васька, волком на всех глядит, а на тебя, Машенька, в особенности. Думаю, у них с Антоном дела далеко зашли. Тяжело ей будет одной. Ни девка, ни баба, ни мужняя жена. Хорошо, если еще не понесла от него, а то совсем худо придется. Конечно, я ее не оставлю, но без родных в нашей глухомани, да еще с дитем на руках, небо-то с овчинку покажется. — Казачка перевернулась на спину, зевнула во весь рот и перекрестилась. — 0-хо-хо! Грехи наши тяжкие. Знать бы, где споткнешься, соломки бы заранее подостлал!..
— А почему бы ей не уйти с нами? Ведь Васену ничто в Терзе не держит? — поинтересовалась Маша.
— Вот возьми и предложи ей. Она тайгу как свои пять пальцев знает. Никаких проводников не надо будет. Выведет к Амуру лучше мужика какого. Да и не зря она меня вчера пытала, как к Чертову ущелью выйти. Туда тайная тропа раньше была. В прежние времена хунхузы по ней в Китай уходили, потому и прозвали ее «Слезы хунхуза». Шибко трудная да опасная, наплачешься, пока пройдешь.
— А для чего ей нужно Чертово ущелье?
— А через него самый короткий путь к Амуру. За неделю можно добраться, а вкруговую все две уйдет, а то и больше.
— А вы ходили через это ущелье?
— Что тут скрывать, ходила, — вздохнула Прасковья Тихоновна, — еще при Захаре, но это лет пятнадцать назад было, а то и двадцать. Подзабыла уже кой-чего… Надо будет в сундуке посмотреть. Помнится, у Захара Данилыча старинная китайская карта была. Маньчжур один подарил. Так там и тропа эта вроде была отмечена, и путь из ущелья. Но через горы так и так придется идти. Непростое это дело, Машенька. Аргунь там в узкой трубе бежит. Мой Захар говорил, бывало, кто те пороги пройдет, две жизни проживет. Я сама видела бревна, что ниже порогов на отмелях валяются. Топором так их не ошкуришь, как вода и камин… Кору, что чулок с ноги, снимают. Ни сучка, ни веточки не остается…
— Вот поэтому нам и понадобится Васена, чтобы помочь благополучно выйти к Амуру, и как можно скорее, — задумчиво произнесла Маша. — Но как ее уговорить, Прасковья Тихоновна?
— Этого уж я не знаю. Девка-то хозяйством обросла. Дом — справный, скота — полный хлев. Всю жизнь она в нищете жила, только-только на ноги встала, и вдруг все бросить?
А если что у вас не получится? Куда ей после деваться?
Маша сжала руки в кулаки и с расстановкой прошептала: