— Это я, наверное, виноват! — Цэден огорченно развел руками. — Я ведь в котел с кашей и в чай сонной настойки добавил. Думал, всех усыпил. А одного проглядел. Он, оказывается, споим сном спал, с похмелья или с устатку большого, потому и не ужинал, а утром проснулся в караул идти, а все в лагере, и стражники в том числе, спят как убитые. Вот он и испугался. Вероятно, всех конвойных еще раньше настроили: в случае угрозы побега пристрелить или отравить арестованного. Вот он и исполнил приказ.
— Сейчас я ему покажу, подлецу! — Антон схватил ружье, подбежал к одной из лошадей и взлетел в седло.
— Успокойся, Антон, — тихо сказал Митя. — Цэден вынужден был застрелить казака, иначе он бы застрелил меня. Видно, побоялся, что мышьяк на меня не подействует.
Только теперь Маша опомнилась, опустилась на землю рядом с Митей, прижала его голову к груди и расплакалась.
А Митя ласково гладил ее руку и шептал:
— Ну что ты, родная, успокойся! Все уже позади, и мы снова вместе!
Вскоре Мите стало лучше. Он почти самостоятельно взобрался на лошадь и весь путь до их тайного лагеря держался в седле молодцом. И только капли пота, стекавшие ручьем по его вискам, говорили о том, как ему тяжело.
В лагере Васена опять напоила Митю кобыльим молоком, и он, благодарно ей улыбнувшись, притянул ее руку к своим губам и поцеловал в ладонь.
Маша вздрогнула, как от удара. В его глазах она отчетливо прочитала восхищение девушкой и чуть не задохнулась от потрясения. В этот момент она почти ненавидела Васену, ведь именно на нее обратил свое внимание Митя, улыбался ей и ласково, почти нежно разговаривал с ней.
Маша поспешила отвернуться. Не дай бог, кто-то заметит ее состояние и поймет, какие чувства она испытывает к женщине, только что спасшей ее мужа. Мужа ли? Маша усмехнулась про себя и в это мгновение поймала быстрый взгляд Антона, устремленный на Васену и Митю. И столько в нем было боли и смятения, что сердце ее снова сжалось. Не у нее одной вдруг взыграло ретивое, не одна она так отчаянно ревнует и злится.
Охотница стояла перед Митей на коленях, протирала ему лицо влажным полотенцем и что-то весело и оживленно ему рассказывала. И такая непосредственность была тоже совершенно не похожа на ее прежнее поведение.
Митя улыбался к ответ, словно и не корчился час назад в судорогах, и с живейшим интересом без устали болтал с девушкой, все еще продолжавшей хлопотать около него.
Маша сжала кулаки. За кого ее здесь принимают? Жена она ему, в конце концов, или нет? Она решительно шагнула и Митину сторону и опустилась на колени рядом с Васеной.
Молча перехватила у нее полотенце и, склонившись над Митей, быстро протерла ему лицо и крикнула Антону, чтобы тот переодел барина в чистую одежду.
— Маша, — тихо сказал Митя, — мне надо перевязку сделать. Больно уж цепи ноги натерли. Все эти дин, пока Цэден не вытащил меня из этой проклятой клетки, их ни разу не снимали.
Он слегка приподнял штанины, и Маша охнула от неожиданности. В том месте, где железные браслеты сжимали ноги, образовались настоящие язвы. Они покрылись корочкой, но при движении она лопалась, и язвы начинали кровоточить. Несомненные страдания доставляла и грубая ткань, из которой шили одежду для каторжных. Касаясь ран, она тоже растирала их в кровь. И как только Митя мог терпеть такую боль?
Пришлось звать на помощь Прасковью Тихоновну с ее мазями и отварами. И казачка, засучив рукава, взялась лечить раны Мити с тем же усердием, что и раны Маши накануне вечером.
Антон между тем отыскал сухое углубление под скалой и после перевязки помог перебраться туда Мите. И мужчины, устроившись в тени скального козырька, принялись решать, что им делать дальше. Маша хотела присоединиться к ним, но Прасковья Тихоновна удержала ее за рукав:
— Не ходи, не надо, Машенька! Кончилась твоя власть, пускай теперь мужики сами соображают, что к чему. Дай своему Мите понять, что без него шагу не знаешь как ступить. Он от этого быстрее в себя придет, и гордость его не пострадает. А то будет себя всю жизнь корить, что ничего не сумел сделать и все взвалил на бабьи плечи. От таких мыслей ладу в семье не прибавится. Так что уйми гордыню и позволь ему целиком вашими делами заняться. — Она ласково улыбнулась Маше и неожиданно подмигнула ей. — А сама покуда отдохни, сил наберись! Дорога вам дальняя да тяжелая предстоит, не каждый мужик такое выдержит!
Васена тем временем сходила за водой, повесила над костром котелок с чаем и теперь нарезала мясо своим поистине замечательным ножом. Похоже, она никогда не расставалась с ним. Один его вид приводил Машу в изумление и вызывал какой-то священный трепет. Это был огромный косырь, наверное, фунта в два, а то и в три весом, с одной стороны острый, с другой зазубренный, как пила. Нож висел у Васены на поясе, в кожаных ножнах с деревянными щечками, и выглядел весьма внушительно и даже зловеще.
Нож этот был у нее на все случаи жизни: им можно было очинить перо и двумя ударами перерубить заслонившую путь ветку в руку толщиной, нащепать тонкую лучину для костра или распилить мозговую кость. И против зверя он годился.
Прасковья Тихоновна шепотком рассказала Маше, что как-то этим ножом Васена нанесла смертельный удар медведю-шатуну, караулившему ее на таежной тропе. Все можно таким кинжалом. И сейчас девушка нарезала им аккуратные ломтики мяса и раскладывала их на лепешки.
После обеда, когда все, и даже Митя, хорошо поели, напились чаю, заваренного смородинным листом, Васена вырезала своим ножом большой ломоть глинистого дерна и накрыла им еще горячие угли костра. Хоть и сыро вокруг, но огонь вмиг из друга может превратиться во врага…
И нет ничего более ужасного и более безнадежного в тайге, чем огненная стихия, несущая гибель, разрушающая и уничтожающая все живое на много верст вокруг…
После обеда собрали военный совет, на котором порешили, что Васена и Прасковья Тихоновна круговым путем отправятся сначала на озера, где они якобы рыбачили все эти дни, а потом вернутся в Терзю, чтобы дождаться Кузевановых, забрать у них обещанное Маше оружие и спрятать его до поры до времени на заимке у казачки.
Самим же беглецам ротмистр посоветовал на время укрыться в бурятском стойбище Онгонур, где находился сейчас Машин знакомый — тайши Толгой Баджиев. Цэден предлагал им переждать переполох, который непременно учинят комендант и граф Лобанов, когда обнаружат, что беглецы бесследно исчезли. К поискам привлекут не только казаков, по и всех местных жителей, разошлют по тайге шпионов, расспросят охотников и старателей, предупредят осведомителей. Поэтому, пока не уляжется вся эта сумятица, пока не смирятся с потерей Мордвинов и граф и не понесут повинные головы к генерал-губернатору, следует спрятаться от ищеек где-нибудь в укромном уголке, пересидеть опасность среди верных друзей.
…Отъехав около версты от лагеря, остановились на берегу небольшого озера. Здесь их пути расходились. Прасковья Тихоновна и Васена следовали дальше на восток. Цэден поведет своих спутников на север, через тайгу, к белеющим на горизонте снежным вершинам гольцов. Там, в диких предгорьях, и находилось древнее бурятское поселение Онгонур.