Силкер замолчал, невидящим взглядом уставившись в береговую гальку. Затем со вздохом продолжал:
– Крепко прибил ее тятька: опозорила, говорит. И к чайзану отвез. «Не хотела, – бает, – мужу угождать, будешь чужую отару пасти. Кто тебя замуж возьмет?» А меня сильно побили, после к лошади арканом привязали и утащили в тайгу. «Иди, куда хочешь!» – сказали.
– Ладно, возьму тебя! Не пропадать же тебе с голодухи, – сказал Мирон. – Поспеешь за мной?
Силкер кивнул и радостно ощерился. Затем нахлобучил поглубже старый лисий малахай.
– Пойду, орыс, мала-мала быстро…
* * *
Узкая тропа временами терялась в густом подлеске. Силкер, припадая на изуродованную ногу, боком-боком, но довольно сносно передвигался по тайге, не отставая ни на шаг от лошади. Мирон, сидя в седле, напряженно вглядывался в чащу. Но то, что произошло дальше, ошарашило его не на шутку. Впрочем, Силкер тоже перепугался.
Едва лошадь углубилась в молодой сосновый борок, как раздался короткий возглас Мирона, послышался треск ветвей, глухой удар о землю, ругань и жалобное ржанье. Силкер рванулся следом, насколько позволяла искалеченная нога, и, продравшись сквозь густую поросль, увидел, что лошадь бьется на траве, а придавленный ею Мирон пытается освободить ногу из стремени. Из окровавленного бока и шеи Играя торчали несколько стрел с двойным оперением.
На мгновение кыргыз оторопело замер, но мигом бросился на выручку своему спасителю.
– Еще бы вершок – и в живот, – потерянно проговорил Мирон, выбравшись из-под лошади.
Выдернул из шеи Играя стрелу и провел пальцем по граням окровавленного наконечника. Силкер, казалось, только теперь осознал, что произошло, и со страхом озирался по сторонам. Тайга хранила мертвое молчание. Лишь предсмертный храп Играя нарушал тишину. Скривившись, Мирон наблюдал за агонией своего любимца. Застрелить, чтоб не мучилась животина? Но вдруг враг поблизости? А перерезать горло ножом рука не поднималась.
Мирон тоскливо выругался, затем, взяв в руки пистолет, сделал несколько осторожных шагов по тропе. Потом вернулся и двинулся в ту сторону, откуда прилетели стрелы.
– Вот тебе бабушка и Юрьев день! – услышал кыргыз. – Силкер, глянь!
Нырнув в заросли, тот увидел пяток луков, укрепленных на стволах крепких елок. Мирон, стоявший рядом, поманил его пальцем и показал на волосяную лесу, пропущенную между тетивами. Проследив, куда она протянулась, снова оказались на тропе. Свитая кольцами леса лежала в траве, опутывала копыта затихшего Играя. Помутневший сиреневый глаз жеребца уставился в небо.
– Не нада дальше идти, орыс, – поежившись, прошептал Силкер. – Удирать нада!
– Постой! – Мирон схватил его за шиворот. – Уж не ты ли здесь постарался? Заговорил меня: девка, то да се, и заманил в ловушку! За мои же хлеб-соль? – И замахнулся пистолетом. – Ах ты, гадина кривая!
– Не убивай! – заверещал Силкер, прикрывая голову рукой. – Не знал я про ловушки. Самострел, однако, недавно ставили, дальше пойдешь, совсем худо станет.
– На зверя ставили или на человека? – немного успокоившись, спросил Мирон.
– Не знаю, – пожал плечами Силкер. – Може, на зверя… Здесь люди мала-мала ходит.
Мирон недоверчиво хмыкнул. В случайности он не верил, но Силкер, похоже, не врал, вон с каким ужасом по сторонам озирался. Князь снова с тоской посмотрел на Играя. Эх, старый друг, принял удар на себя, и теперь его кости растащит зверье по ложкам и распадкам.
Наломав веток, набросали их на Играя. Не мог оставить Мирон своего коня, хоть и погибшего, под открытым небом. И двинулись дальше, перебравшись по мелководью на противоположный берег. Идти здесь было труднее: то гнилой валежник преграждал дорогу, то отвесные скалы, которые приходилось обходить поверху, то бурные ручьи…
В иных местах Мирон почти тащил Силкера на себе, втягивал за руку на скальный выступ, помогал преодолеть бурелом. Измотались оба до дрожи в ногах, вспотели, а конца пути не видно. Князь с беспокойством посматривал на небо. Солнце уже скрылось за верхушками деревьев, вон и бледный серп луны проступил на небе. Скоро стемнеет. Неужто придется ночевать в тайге?
Тишина стояла такая, что звенело в ушах. Лишь сопение Силкера иногда разрушало ее. И вдруг все точно взорвалось вокруг. Смятение мигом охватило тайгу. Мирон и кыргыз даже присели от неожиданности.
Засвистели, заволновались бурундуки и резво помчались по стволам и веткам все выше и выше в спасительные кроны деревьев. Встревожились белки. С безумной скоростью они носились с дерева на дерево, распуская пушистые хвосты, и стрекотали, заглушая свист бурундуков. Но и беличьи голоса перекрыли истеричные вопли кедровки, метавшейся над глухим урманом.
«Не зверя заметили! Человека! – подумал Мирон. И быстро перекрестился. – Кого там нелегкая вынесла?» И, приказав Силкеру: «Жди здесь!» – короткими перебежками от дерева к дереву, от валежины к валежине направился на птичий стрекот.
Тропа вывела его выше, в глухой вертепник, где среди кустов ольхи и хвойного подлеска мрачными башнями возвышались одинокие ели-великаны. Мирон весь превратился в слух. И сквозь журчание близкого ручья ухо распознало едва различимый лошадиный всхрап, звякнула о камень подкова, хрустнула ветка… Совсем рядом шли по тайге кони, шли тайно, осторожно, и были то чужие кони. Мирон ни секунды не сомневался: рядом крадется кыргызский разъезд. Неужто к лагерю подбирается?
Перебегая от одного ствола к другому, пригибаясь, а кое-где на четвереньках и ползком, Мирон достиг вершины холма и задохнулся от неожиданности. Деревья расступились, и его взору открылось бескрайнее зеленое море. И горы, горы, горы кругом! Дальние, как гигантские волны, набегали на горизонт, прячась в сиреневой дымке. Ближние, точно косматые звери, лежали в тишине и покое, вытянув лапы и положив на них то круглые, то острые морды.
Заглядевшись, Мирон забыл об опасности. Но она мигом напомнила о себе. Сквозь шум верхового ветра пробился новый звук, похожий на свист крыльев пролетевшей птицы. Свист закончился смачным щелчком за спиной. Мирон одновременно оглянулся и присел, втянув голову в плечи. На уровне глаз трепетала стрела, вонзившаяся в ствол кедра.
И снова летящий свист. Мирон едва успел нырнуть за дерево. Вторая стрела унеслась, вереща, в чащу. Прячась за стволом, он проводил ее взглядом, оглянулся. В низких, висевших почти над землей ветвях ели-великанши что-то подозрительно шевельнулось. Тогда он выстрелил на шевеление, почти не целясь. Грохнул выстрел. И мгновенно раздался визг, словно в темноте наступили на поросенка. Вся тайга завопила в испуге. Из кустов вывалился кыргыз с бритой головой и косичкой на затылке и упал лицом вниз в траву и корни. Голова его была в крови, видно, пуля прошла навылет. Следом из-под еловых ветвей выскочил второй кыргыз и помчался прочь, перебегая от дерева к дереву. Мирон выстрелил вслед, но не попал.
Перезарядив пистолет, на свой страх и риск отправился вниз по увалу. И чуть не скатился по камням на поляну. Там в тени огромного кедра прятались пять лошадей. На трех были приторочены вьюки. А на двух безвольно свисали тела, – Мирон даже издали разобрал – Гаврилы Гоняй-поле и Никишки.