И сейчас ему ничего не стоило заржать, лягнуть копытом врага, сбить его с ног, но он не простил сильную боль, что причинил ему Нимгир, и потому лишь снова втянул губами прохладную воду…
Сбоку послышался глухой удар. Новый владелец коня охнул и упал лицом в камни. Пришлый сноровисто подхватил Нимгира под мышки и, поднатужившись, забросил его на спину коня. После чего взлетел в седло и ударил жесткими каблуками по ребрам молодого строптивца…
…Рот Нимгира заткнули его же поясом. На затылке хара ашыта зрела изрядная шишка. Кровь стучала в висках, а лицо немилосердно терлось о грубое сукно и железные заклепки куяка – здоровенный кыргыз нес его на плече, словно мешок, в который рабы собирали лошадиный помет для кизяков, следуя по пятам войска Равдана. Но Нимгир терпел. Видит Великий Тенгри, хара ашыт без стонов и жалоб снесет любое надругательство над собой…
Рядом с Адолом, который легко, словно овцу, нес на плече связанного по рукам и ногам пленного, шагал Киркей. Это он выследил и схватил вестового контайши. За ними бежала ребятня, которой до смерти надоело сидеть весь день за стенами крепости, и, радостно визжа, ликовала:
– Джунгара, джунгара словили!
Возле своей юрты, держа в поводу Элчи, стояла Айдына. Рядом, уже привычно, – два орыса. Киркей покосился на них и сбросил пленного на землю.
– Вот, знатного нукера с Адолом поймали! Развяжи ему язык, Айдына…
– Ты сказал, этот калека назвал себя сыном Сигбея? – переспросила Айдына пленника и с недоумением посмотрела на стоявших рядом Киркея и Адола.
– Да, его имя Алар. Он сын Сигбея, – Нимгир усмехнулся. – Это он убил твоего отца и бега Эпчея …
– Но сын Сигбея давно умер! – Айдына смерила джунгара презрительным взглядом. – Он подавился костью на тое. Алар был большим обжорой! А Эпчей, будь он вечно здоров, не погиб. Его ранили, но он остался жив…
– Так сказал грязный бродяга. Великий Равдан отправил его к кашеварам и велел приглядывать за ним. Контайша не любит предателей…
– Что он говорит? – быстро, сквозь зубы, спросил Никишку Мирон, заметив, как изменилась в лице Айдына.
– Кажется, наш Силкер объявился, – тихо ответил черкас. – В ойратском стане. Аларом назвался. Сыном прежнего бега Чаадара. Хвастал калмакам, что это он зарезал Теркена и стрелял в Эпчея.
– Ну, что я говорил! – Мирон посмотрел на Айдыну. – Узнай, как выглядит этот бродяга?
Айдына что-то спросила по-кыргызски, и пленный калмак быстро заговорил в ответ.
Никишка торопливо переводил:
– Бает, кривой на один глаз. Хромает сильно… Шрамы на лице, на руках… Точно, Силкерка, твою душу мать…
– Айдына, это Силкер! – Мирон выступил вперед. – Нет никакого сомнения…
Но Айдына подняла руку, и князь замолчал.
Еще некоторое время она о чем-то спрашивала пленника, но тот отвечал неохотно, а потом замолчал вовсе. Но в узких, с прищуром глазах копилась злоба. И вдруг она выплеснулась наружу. Калмак по-волчьи оскалил зубы, и не заговорил, а завопил, завизжал истошно, брызгая слюной от бешенства.
Ни одна жилка не дрогнула на лице Айдыны. Она смотрела с превосходством и даже слегка усмехалась, отчего пленник приходил в еще большую ярость. Адол сдерживал Нимгира за шиворот, тот вырывался… Со стороны казалось, что его бьет падучая. И только рука Адола не позволяла гордому хара ашыту свалиться на землю и забиться в корчах…
– Ишь, песья душа, – прошептал Никишка, – орет, что кыргызам не выстоять. Лучше сразу перерезать себе горло. А Айдынку, Равдан, мол, сделает подстилкой для своих сапог…
Мирон видел, как побледнела Айдына. Последние слова калмака, верно, крепко задели ее.
– Зря твой грязный язык сказал эти слова, – она исподлобья посмотрела на Нимгира. – Очень скоро он покинет твой рот. Причем ты будешь еще жив, собака! – И взглянула на Киркея. – Убей его по обычаю предков, без пролития крови. А потом вырви ему язык и залей горло смолой…
Кыргызская княжна повернулась спиной и направилась в свою юрту. Это утроило силы Нимгира. Рука хара ашыта метнулась к голенищу сапога. Лег в руку, точно сам по себе, узкий нож, напоенный ядом. Нукер долго выдерживал клинок в лошадином навозе, смазывал наконечники стрел смесью из лошадиной крови и гнилого мяса. Враг не должен жить – на то он и враг!
Сверкающей птицей нож вылетел из ладони. Пусть сейчас Нимгир умрет. Но что значит собственная смерть, даже медленная и мучительная, по сравнению со смертью ненавистного врага?..
Все произошло так быстро, что Киркей, стоявший рядом с пленным, схватил его уже за пустую ладонь.
– Айдына! – в один голос выдохнули Мирон и Никишка и бросились к ней.
Но княжна лишь сделала шаг в сторону, словно почувствовала смерть, летевшую ей в спину. А нож, просвистев в двух пальцах от нее, воткнулся в войлочную стену юрты.
И только тут Айдына обернулась. Губы ее сжались в тонкую полоску, резко обозначились скулы. Она отстранила Мирона, который подбежал первым, и повторила приказ, может быть, резче, чем обычно:
– Убей его, Киркей! – и скрылась в юрте.
Нимгир закричал так, что заволновались лошади возле коновязи, но Адол заткнул ему рот куском старой кошмы, а затем он и Киркей подхватили извивавшегося пленника и начали гнуть его, подобно луку, до тех пор, пока позвоночник не сломался с глухим треском. Обмякшее тело бросили на землю. Киркей выдернул кошму изо рта Нимгира, выхватил нож и склонился над пленным…
– Пойдемте, Мирон Федорыч! – тронул его за рукав Никишка. – Не приведи Господь! Лучше не смотреть…
Они ушли, но еще долго перед глазами князя стояло жуткое действо. Впрочем, он и сам бы разорвал калмака на куски, причини тот боль Айдыне…
Мирон и Никишка сидели возле юрты Ончас, запалив костерок. Больше молчали, чем разговаривали. Тут их и нашел Киркей. Возник из темноты и замер шагах в пяти.
– Эй, орыс! Пойдем!
– Чего тебе? – удивился Мирон.
– Ты видел предателя. Я его не видел. Айдына велела найти эту собаку и привести к ней.
Мирон вскочил на ноги.
– Айдына хочет, чтоб мы поймали Силкера?
– Да, – кивнул Киркей, – но она сказала: орыс может отказаться. Тогда я пойду один!
– Ты что удумал? – Никишка подскочил к Киркею. – В логово к Равдану лезть? Не пущу я воеводу. Сам пойду. Я Силкерку из тыщи узнаю! У меня к нему свои счеты!
– Уймись! – Мирон взял его за плечо. – С Силкером я разберусь! – И добавил: – Лучше за Айдыной присмотри. Как бы калмаки кого не подослали ночью!
Затем он обнял черкаса, ободряюще хлопнул его по спине.
– Я вернусь, – пообещал Мирон. – Ты уж подожди. И Айдыне скажи…
То, что он вернется, князь точно знал. Как и то, что сейчас ему нужно ехать с Киркеем, и чем быстрее – тем лучше. Бывает такое – ты знаешь, что надо сделать именно так, а не иначе. И делаешь, не задаваясь вопросами…