В театре все складывалось удачнее некуда. Репетиции не срывались, режиссер если и нервничал в преддверии премьеры, то старался это не афишировать, наездами на актеров не злоупотреблял и только все чаще и чаще мрачно шутил или вдруг принимался бегать по сцене с криками: «Артем, я тебя умоляю! Ты – слуга, а не диск-жокей и тем более не шут на ярмарке. Что с тобой? Головой дергаешь! Рот до ушей!»
Артем покорно снимал наушники плеера и виновато разводил руками. Дожидаясь своего выхода на сцену, он слушал какую-то, по его словам, «продвинутую» музыку, и поэтому его мысли постоянно витали где-то в заоблачных далях и не всегда успевали вернуться обратно.
Актеры поначалу относились к Алине настороженно, но она и не пыталась навязывать свою дружбу. Вела себя ровно, никому предпочтения не оказывала. Разве иногда что-то подсказывала Артему или Максиму, но к другим со своими советами не лезла. И это оценили. Сначала перестали замолкать при ее появлении и придирчиво оглядывать ее наряды. Затем случился день рождения Марии Леонидовны, той самой пожилой актрисы, которая играла кормилицу в спектакле, и Алину впервые пригласили на дружеский междусобойчик. На вечеринку Алина явилась с коробкой пирожков, которые сама испекла, потратив на это полночи. На следующий день к ней подошла Галина Собецкая и шепотом поинтересовалась, какой косметикой Алина пользуется, и попросила одолжить ей сигарету…
По всему выходило, что все страхи Алины напрасны. Коллеги поняли, что она не представляет для них опасности и присутствие Алины в чем-то даже выгодно, в смысле убедительных прибавок к зарплате. Вот только с Зоей Аркадьевной Алина никак не могла определиться. Завтруппой то мило ей улыбалась, то вдруг принималась шипеть, что затраты на новые платья для Джульетты слишком велики, хотя они полностью были оплачены из кармана Цуранова. Возможно, она завидовала молодости и красоте новой примы, по крайней мере, такую версию выдвинул Артем Полуянов. Но Алина подозревала другое. Просто вольно или невольно она покусилась на непререкаемый авторитет Зои Аркадьевны в театре. Сергей Марков теперь постоянно советовался с Алиной по поводу мизансцен, костюмов, декораций и массы мелких деталей. Карнаухов смотрел на нее с благоговением, решив часть материальных проблем за счет спонсоров. Карина и та считала своим долгом встретить Алину на входе в театр и посвятить хотя бы пять минут старым, но приятным воспоминаниям, когда староковровский театр гремел на всю область, а ее, Карину, приглашал сниматься в своих фильмах сам Сергей Бондарчук. «Представляете, я пробовалась на роль Наташи Ростовой, – лицо Карины принимало трагическое выражение, а по щеке скользила одинокая, крупная слеза, которую она не торопилась смахнуть. – Но сами понимаете, деточка, прихоти режиссеров, интриги… – Она громко вздыхала и трубно сморкалась в большой носовой платок. – Поэтому, деточка, пока вы молоды и красивы, не распыляйте свой талант. Боритесь за свое место под солнцем!..»
Алина, конечно, трезво оценивала все, что происходило вокруг. И Серпухов, и Цуранов вступили в негласное соревнование за ее внимание. И каждый проявлял свои намерения по-своему. Юрий Борисович рассыпался в комплиментах, ежедневно интересовался ее здоровьем и, осторожно, планами на вечер. Цуранов вел себя подчеркнуто строго, деловито, не отличался многословием и в отличие от соперника не слишком суетился, но Алина ежедневно получала подтверждения того, что Михаил Романович серьезно озабочен проблемами театра в целом и актрисы Заблоцкой в частности. В эти частности входил ремонт ее гримуборной (ловкие ребята из ближнего зарубежья произвели его за одну ночь). И новая мебель, которая появилась там же в одночасье. И шикарные ткани для платьев Джульетты. Правда, Алина их тотчас отвергла, заявив, что для юной девушки они слишком тяжелы и изысканны…
Но в одном Серпухов и Цуранов были солидарны. Цветы… Каждый день Алина находила в своей гримуборной два букета. Один в вычурной упаковке с непременной открыткой в виде сердечка среди багровых роз, второй – подчеркнуто скромный: белые розы, но почему-то каждый раз их оказывалось на пятнадцать больше, чем в букете Серпухова.
Поначалу Алину забавляло это тайное соперничество. Коллеги до поры до времени деликатно помалкивали, кроме Карнаухова, который неподдельно радовался каждому букету, словно цветы дарили ему лично. Вероятно, воспринимал их как гарантию стойкого интереса спонсоров к театру. А Алина в конце концов стала сердиться. Всякие подарки чреваты ответными проявлениями благодарности. А она знала, какой благодарности ждут от нее пока не слишком навязчивые воздыхатели. Скоро им надоест безответно проявлять свое внимание, и они перейдут к решительным действиям. И она подозревала, что это произойдет очень скоро. Вернее, после генеральной репетиции, в лучшем случае, после премьеры.
Разумеется, Алина понимала, что праздник не может длиться вечно. Скоро вернутся из командировки Илья и Луганцев, и она даже боялась предположить, как развернутся дальнейшие события. Вероятно, Илья уже раскрыл Луганцеву ее секрет. А если не раскрыл, то как поведет себя, что потребует взамен молчания? В первом случае понятно, какие последуют санкции, а во втором? Как ей поступить, чтобы не уронить себя, не потерять достоинства и без особых потерь выйти из этой не слишком приятной ситуации?
А час икс уже приближался. Эйфория постепенно уступала место унынию. И первые звоночки не заставили себя ждать.
Только что закончилась утренняя репетиция, и Алина решила выпить кофе и выкурить сигарету, чтобы немного расслабиться, а затем ехать домой, чтобы разложить по полочкам новые проблемы. Одна из них возникла у Лиды, а другая? Она еще не знала, насколько она серьезна, потому что прозвучала в подаче Серпухова. И все-таки ей стало жутко…
Утром Алина сразу отправилась в театр, и звонок Лиды застал ее в дороге. Голос в трубке звучал тревожно. Племянница просто умоляла ее о встрече, но не дома. Оказывается, она сегодня не пошла на занятия в колледж, а отсиживалась у подруги. И хотя Лида ни слова не сказала ей о причине своих волнений, Алина сразу поняла, в чем дело, и спросила коротко:
– Тарзан?
– Сейчас я не могу тебе все рассказать, – торопливо зашептала Лида, – звоню с городского телефона, вдруг засекут…
– Попроси Егора подвезти тебя к театру, когда у меня закончится репетиция. Надеюсь, он знает твой адрес?
– Мы снова поссорились, – тоскливо прошептала Лида. – Но я попрошу… Если смогу…
– Сможешь, – жестко сказала Алина, – или говори адрес, я подъеду к дому и заберу тебя к тете Лене.
– Мне нельзя домой, – откровенно запаниковала Лида, – Тарзан меня там живо найдет… – И расплакалась.
– Боже, – рассердилась Алина, – что за истерики раньше времени? Не плачь, расскажешь все, как есть, тогда будем решать, что дальше делать!
– Хорошо, – хлюпая носом, ответила племянница. – Я все расскажу. – И положила трубку.
А Алина посмотрела на высветившийся номер телефона. Это был телефон Ольги… Но звонить с утра подруге не стала, справедливо полагая, что, если бы все было так страшно, как представлялось Лиде, Ольга давно бы ей позвонила и поведала все в деталях. Это несколько успокоило Алину, но уже после репетиции произошло еще одно событие, которое сильно ее расстроило.