– Тебе хоть что-то объяснили в прокуратуре?
– Объяснили, что я его сообщница. А Степа мой – элементарный бандит. С девяносто второго года в бегах. Объявлен был в федеральный розыск. И вообще имел три судимости, общей сложностью в восемнадцать лет, из них тринадцать лет отсидел в колониях особо строгого режима. А потом совершил побег в группе таких же отморозков.
– Алина! – Елена Владимировна побледнела. – Как же так? Не может быть? У всех судимых татуировки, зубы золотые, как их, фиксы…
– Тетечка, – Алина улыбнулась сквозь слезы, – были, видно, и татуировки, и фиксы, но я это уже не застала. Зубы он отремонтировал, от татуировок избавился. Он даже себе пластическую операцию сделал. Потому и жил на воле припеваючи. А может, только говорят, что его искали. Дал, кому следует, в лапу, вот и отвязались!
– Выходит, ты осталась ни с чем? А как же акции его компании? Квартира, дача? Они же были записаны на твое имя? Машина, наконец? Смотрю, ты на своей старой приехала?
– Я тебе самое страшное не рассказала. Да ты могла бы и сама догадаться!
– Он жил по чужому паспорту? По поддельному?
– Паспорт у него как раз был настоящий. А вот фамилия вписана в него фальшивая. Так что дети жили под чужой фамилией. Слава богу, он не успел удочерить Полину!
– И что теперь делать?
– В прокуратуре мне объяснили, что все сделки по купле-продаже и даже свидетельство о браке незаконны, потому что совершены по фальшивым документам, и я, похоже, теряю все права на собственность. Понимаешь, даже метрики ребят недействительны. Все нужно менять: как, когда, где? Я ничего не знаю! Вероятно, в судебном порядке. На меня слишком много всего свалилось, чтобы заниматься этим вплотную. В прокуратуре, говорю же, на меня тоже поначалу смотрели как на уголовницу. В прессе подняли вой. Мне пришлось уйти из театра. Устроилась на гроши в жалкий театр-студию, но и оттуда пришлось сбежать…
– Но что он натворил? Кого-то убил? Ограбил?
– И убил, и ограбил! Очень известного коллекционера Шаровского. Он и его подельники вынесли много ценных вещей. Часть из них через месяц задержали на таможне, в основном старинное оружие. Но не это главное. По слухам, Шаровский незадолго до ограбления приобрел колье последней императрицы, которое Николай подарил ей при рождении наследника. Это колье было среди тех драгоценностей, которые Александра и царевны спрятали в своем белье, когда царскую семью вывезли на Урал. Само колье пропало, хотя чекисты провели очень тщательное расследование по поводу его исчезновения. Существовало много версий, но ни одна не подтвердилась. Говорят, Александра пыталась подкупить своих охранников, чтобы устроить побег дочерям. Шаровский тщательно скрывал, что это колье оказалось у него. Это мне объяснил следователь прокуратуры.
– Ты считаешь, что Степан каким-то образом утаил это колье?
– Я же говорю, что ничего не знаю! Колье или что-то другое, тоже очень ценное. Милиционеры усердно искали тайник, не менее усердно, чем бандиты, но тоже ничего не нашли! Впрочем, меня это мало интересует!
– Представляю, какие это деньги, – вздохнула тетушка.
– Камни камнями, но оно вдобавок ко всему имеет историческую ценность, поэтому тянет на астрономическую сумму. Но императрица на самом деле очень не любила колье и называла его «Кровь и слезы». Вероятно, как-то связывала с неизлечимой болезнью наследника и надевала его всего раз или два с момента дарения. В прокуратуре мне сказали, что оно состояло из тридцати трех бриллиантов и рубинов и выглядело потрясающе красиво. Такое колье очень сложно спрятать в белье, не знаю, как императрице удалось это сделать.
– Но чего Степану не хватало? Почему потянуло на кражу? – Елена Владимировна развела руками. – Денег, как у дурака махорки, машины, квартиры… Все у него было. Или преступные задатки как болезнь: нет-нет да проявятся?
– Знаешь, тетя Лена, про мертвых нехорошо говорить плохо, но я его ненавижу! Не знаю, что у него было в голове, какие планы он вынашивал, но одно знаю точно: о нас он не думал! Он что, умер бы с голоду без этого колье? Впрочем, он так и так умер, только от бандитской пули.
– Алинушка, – Елена Владимировна робко коснулась ее руки, – у тебя ничего-ничего не осталось?
– Ничего, тетя Лена! На все имущество и счета наложен арест. Дача сгорела в тот день, когда убили Степана. Следствие считает, что ее подожгли. Квартиру опечатали. Осталась моя, трехкомнатная. Но я продам ее только в том случае, когда уж совсем будет невмоготу. Есть у меня тысяча долларов да несколько тысяч в рублях. Пока не найду работу, придется жить на эти деньги.
– И куда ты хочешь устроиться? В театр?
– Попробую. Но я знаю, какие деньги платят в провинциальных театрах. Кошку не прокормишь. К тому же не думаю, что мне там обрадуются. Это ж нонсенс, полнейший абсурд, что столичная, по их меркам, успешная актриса вздумала вернуться в нашу дыру.
– Да уж, – вздохнула Елена Владимировна, – наш театр который год на ладан дышит. Комедии какие-то сомнительные ставят, а из классики что-нибудь попроще, подоходчивее. Я давно не хожу на спектакли, Лида бывает, ей это по учебе нужно.
– Это мне знакомо, – усмехнулась Алина. – Везде одно и то же… Но не получится в театре, может, в Лидкином колледже преподавать устроюсь. Не пропаду, тетя Лена. В крайнем случае на завод пойду, во Дворец культуры. Как он там, не развалился?
– Не развалился! Только какой это Дворец культуры? Дворец торговли… Магазин на магазине.
– А молодежный театр?
– Молодежь года два уже как под крылышко пединститута ушла. Только с тех пор их афиш не видно. Наверно, тоже разбежались.
Алина покачала головой. В молодежном театре она начинала играть. А на сцене заводского Дворца культуры к ней впервые пришел успех…
– Завод тоже стоит? – спросила она, хотя знала, что это больная тема для Елены Владимировны.
Тетушка проработала на нем почти сорок лет плановиком и никак не могла понять, почему заводская продукция, которая раньше шла нарасхват, чуть ли не в один день стала никому не нужна.
– Стоял, – ответила Елена Владимировна и неожиданно улыбнулась. – Но вот уже больше двух лет прошло, как заработал. Нашлись люди, купили нашу рухлядь. Говорят, иностранное оборудование привезли, будут комбайны по какой-то то ли канадской, то ли американской технологии собирать. Даже работяг теперь по конкурсу принимают. Среди инженеров иностранцев много, а генеральный директор из наших.
– Из Староковровска?
– Нет, из Москвы, но русский, я это имела в виду. Говорят, спуску никому не дает, гоняет в хвост и в гриву! Мужики кряхтят, но работать надо. Зарплаты у них пока небольшие, но платят исправно. В городе на директора теперь не надышатся. Как же, градообразующее предприятие заработало, налоги какие-никакие в казну потекли, безработица снизилась, даже школу в Заводском районе к началу учебного года отремонтировали. Того гляди и вовсе начнут на него молиться.