— И ты меня прости! — Евгений накрыл ее ладонь своею, и сжал пальцы. — И я не сдержался. Я ведь соврал, сначала я тебя не узнал. Вы с Андреем разговаривали, а я с порога наблюдал за вами. Думал, надо же, где Андрей такую красивую бабу откопал. А потом, когда Андрюха тебя представил, у меня словно глаза открылись. Ты совсем другая стала. И взгляд изменился, и все… Ты сейчас гораздо красивее, Надя! Какой-то шарм особый… Я не могу это объяснить…
— Ладно тебе! Встретились, так встретились! — Надежда улыбнулась и убрала руку с его плеча. — Спать хочу. Глаза уже слипаются.
— Ты не обижайся, что к тебе полез. Злость меня накрыла! Я ведь помню, как ты на меня смотрела… Тогда на танцплощадке. Из-за подружки выглядывала… А потом раз пригласил, другой…
— А я все отказывалась, отказывалась, потому что до этого ни с одним парнем не танцевала.
— Теперь-то танцуешь?
— Танцую, после твоего отъезда специально в студию бального танца записалась. — Она засмеялась. — Думала, покажу, на что способна, когда снова в отпуск приедешь.
— Надя, прости, что не сложилось! Прости! — Евгений обнял ее за плечи и прижался лицом к ее груди. — Так паскудно сейчас! Я ведь в тебя тогда по-настоящему влюбился. Но Алка… В ноябре должна была состоятся наша свадьба… Квартира, машина, престижное распределение. Каюсь, сломался я. Подумал, ну что я с этой девочкой помимо горячей любви буду иметь? Всю жизнь по гарнизонам, общежитиям, хрущобам. В этих хрущобах вся любовь и заканчивалась.
— А как же мать Андрея? Ты ведь ее тоже бросил?
— Там другое! — Евгений отстранился. — Она славная была, но одна нога короче другой. Никто ее замуж не брал, а ребенка очень хотела родить. Вот получилось… — Евгений виновато посмотрел на Надежду. — Она никогда ни на что не претендовала. И я им, чем мог, помогал. Алла даже предлагала Андрюшку к себе забрать, когда Вера слегла. Саркома у нее была, страшное дело. Андрюшка тогда в техникуме учился. Его потому и в армию не взяли, что мать болела. Но он на меня не в обиде… Я это точно знаю. Когда меня ранили, он в госпиталь ко мне приехал. «Выкарабкивайся! — сказал. — А после ко мне переедешь!»
— Твоя жена знала, что у тебя есть сын?
— Знала, я этого не скрывал. Своих же не было. Поначалу она не хотела, то кандидатская, то докторская, то один конгресс, то другой. А когда захотела, какие-то проблемы по-женски обнаружились, операцию сделали. Она страшно переживала, потом своего англичанина встретила, и успокоилась. Вот такие дела. Всю свою жизнь за полчаса пересказал.
— Но у тебя есть Андрей, Татьяна…
— Татьяна? — Меньшиков с горечью посмотрел на нее. — Лучше ничего нет, так Татьяна!
— Чем она тебе плоха? Молода, красива, энергична…
— Ее бы энергию да жернова крутить, сколько бы муки намолола! Война у них с Андрюхой. Он ее на дух не выносит, а она ему тем же отвечает. Сама видела, как они за ужином сцепились…
— Все, я поняла. Давай прощаться, а то не выспимся.
— Давай! — согласился Евгений и побежал вниз по лестницы, на нижней ступеньке остановился, обернулся и коротко бросил: — Только я вряд ли усну. — И скрылся в столовой.
А Надежда проводила его взглядом и поднялась по лестнице в свою спальню.
Проснулась она от звонка будильника. Не от того мелодичного, лет пять выводившего в ее спальне: «У моря, у синего моря, со мною, ты рядом со мною», а от резкого, пронзительного, требовательного, и потому гнусного, советских еще времен звона.
Но «море» как раз и не настраивало на рабочий лад, поэтому она и устанавливала будильник на десять минут раньше запланированного подъема, чтобы немного поваляться в постели, продлевая то сладкое состояние полусна-полуяви, когда думается только о хорошем. Возможно, в такие моменты наши мозговые клетки очищаются от скопившегося в них негатива… Впрочем, Надежда не слишком об этом задумывалась. Она знала, если проснуться мгновенно (а это случалось гораздо чаще, обычно глубокой ночью, когда выезд на место преступление для начальника угрозыска был обязателен), то весь день будешь чувствовать себя разбитой и станешь даже без повода бросаться на подчиненных. Правда, поводов всегда хватало, и все-таки эти десять минут бесцельного валяния в постели настраивали на благодушный лад, и утренние оперативные совещания проходили тогда без особых эксцессов.
Спать хотелось немилосердно, поэтому этот звонок пробудил в ней все ее худшие качества. «К чертовой матери!», — пробурчала она, сердито дрыгнув ногой, и натянула одеяло на голову. Никакие силы не смогут поднять ее с кровати! Ни за что!
Но все-таки она проснулась, и характерный звук завода, скрежещущий и не менее омерзительный, чем тот, который издает стекло, если провести по нему куском поролона, заставил Надежду еще глубже зарыться в подушку. Но тут же раздался новый звонок, прямо над ее ухом, а чья-то рука потянула с нее одеяло.
— Что за идиотство! — Надежда вынырнула из-под подушки и быстро села. И как она забыла про этого негодяя?
Андрей стоял рядом с кроватью и откровенно забавлялся. Рот растянут до ушей, глаза прямо сияют от восторга.
— Чего веселимся? — она окинула его хмурым взглядом. Раньше даже любимый кот Самурай понимал, что в такие моменты под руку хозяйке лучше не попадаться. Но Андрей вряд ли догадывался о заработанном собственными боками опыте Самурая. Вернее, он и вовсе плевал на какие-то правила, тем более правила приличия. О чем Надежда не преминула поинтересоваться:
— Как ты думаешь, это прилично врываться без предупреждения в комнату едва знакомой женщины?
— А как тебя можно было разбудить? — поразился Андрей. — Десять уже. Завтракать давно пора, а ты все дрыхнешь. Скажи спасибо, что сегодня решил вас побаловать. На работу отправимся после обеда.. Так бы вообще в шесть поднял.
— Вот он проклятый капитализм, во всей красе! — Пробурчала Надежда. Она подогнула ноги в коленях и натянула одеяло до подбородка. — С восходом солнца на хлопковые плантации.
— Не-ет! Загибаешь! Хлопковые плантации — это уже непосильный труд и рабство! Но спать, когда за окном столько солнца! — Андрей подошел к окну и распахнул сначала тяжелые шторы, а затем потянул на себя оконную створку. — Стыдно валяться в постели, когда лето на дворе. Да еще какое лето!
Пылинки весело плясали в длинном солнечном луче, который протянулся от окна к ножкам ее кровати. За окном щебетали птицы, в комнату натянуло запахи свежескошенной травы, тополиной листвы и мокрого газона. Надежда зажмурилась, подняла руки вверх и потянулась. Длинные рукава ночной рубашки скользнули вниз, обнажив руки до локтей.
— Фу-у! — разочарованно произнес Андрей. — В какой гадости ты спишь? Что это за балахон, недостойный красивой женщины?
— Нормальная фланелевая рубаха! Мягкая и теплая!
Надежда спустила ноги с кровати и многозначительно посмотрела на Андрея. Но это не произвело на него никакого впечатления.