Еще удар. Еще…
С ржавых арматурных ребер осыпалась бетонная плоть.
Вскоре за тюбингом открылась темная нора.
Теперь — приклад между арматурой. Надави-и-ить. В одну сторону. Надави-и-ить. В другую…
Металл раздвинулся. Можно протиснуться? Нет, пока нет. Еще раз надави-и-ить. Ага, теперь можно.
* * *
Лаз вывел в другое подземелье. На этот раз — совсем старое, со стенами и сводами, выложенными из крупного кирпича и черного мореного дуба. Мощная кладка хотя и потрескалась кое-где, но выглядела добротно. Ходы были узкие, тесные. Или казались такими после обвалившегося туннеля.
— Это что? — Стас вертел затянутой в резину головой. Снять противогаз он не рискнул. Может быть, в старых катакомбах воздух чище, но пока твердой уверенности в этом не было, а дозиметром его не снабдили. — Эти убежища тоже строили пленные… как их… ненцы?
— Немцы, — поправил Колдун. — Нет, Стас, это уже не убежища. Тут под землей всякое попрятано. Старые купеческие подвалы, склады, склепы…
— Склепы? — удивился Стас.
— Да, есть и они. Есть даже древнее языческое капище. Когда-то там приносили в жертву людей и молились богам, о которых никто уже не помнит. Только мы туда не пойдем.
— А что там теперь?
— Ничего. Просто ходить туда не надо.
— Почему?
— Я же говорил, что ад выплескивается из своих глубин.
— Ну да, говорил, и что?
— Тот разлом, который ты видел, — не единственный. Есть разломчики поменьше, но поближе к поверхности. Они обычно образуются в таких вот местах.
— Вроде того капища?
— Да. От него лучше держаться подальше.
Они вошли в небольшое помещение с диковинными чугунными колоннами и низким потолком. Оттуда через пролом в стене попали в другое — небольшое и захламленное. Здесь среди истлевших досок и мусора лежали кости. Человеческие, судя по всему. Ага, так и есть. Попавший под свет налобного фонаря череп смотрел на Стаса пустыми глазницами, скалился и, казалось, хотел что-то сказать. Или о чем-то предупредить.
Кости, кстати, были целыми, не раздавленными. Да и вообще…
Стас обратил внимание на то, что в стенах нет червоточин. Старый кирпич пришелся не по вкусу «опарышам»? Бетон аппетитнее? Или червяной «колбасе» в тесных ходах не развернуться в полную силу?
— Здесь не на кого охотиться, — пояснил Колдун. — Эти ходы уже пару веков запечатаны и забыты. Здесь никто не прячется и никто не живет. Из живых — никто.
Последнее уточнение заинтересовало Стаса.
— А из неживых? — спросил он.
— Я же сказал: здесь есть склепы и древнее капище.
«А еще ты сказал, что мертвые ходят своими дорогами», — подумал Стас.
— Верно, об этом я тоже упомянул. — Колдун легко прочел его мысли.
«Так может быть, „опарыши“-мутанты просто не хотят пересекать пути мертвецов, плотью которых уже не поживишься? Может, здесь поделены сферы влияния?»
— Ты догадливый, — похвалил Колдун. Только почему-то от этой похвалы Стасу приятно не стало.
Через очередной извилистый лаз-пролом, по которому пришлось пробираться на четвереньках, они попали в совсем махонькую, куполообразную комнатку с отслоившейся штукатуркой. Наверное, еще один склеп.
Стас резанул лучом налобного фонарика по сторонам.
В центре комнаты возвышался холмик, покрытый истлевшей тканью, толстым слоем пыли, кирпичной крошкой и обломками штукатурки. Надгробие? Могильная плита?
В углу справа зиял провал. На противоположной стене в глубокой нише виднелась низенькая дверца, обитая ржавыми железными полосами.
Стас подошел к надгробию. Смахнул рукой пыль и мусор.
Отшатнулся.
Нет, это было не надгробие и не могильная плита. Стекло! Гладкое, толстое, прозрачное. Старое.
На небольшом возвышении стоял массивный стеклянный гроб. В гробу лежала…
Катя?!
Там, где остался след от сталкерской перчатки, можно было рассмотреть лицо. И в первый момент показалось, будто оно… Стас с трудом удержался от крика. Вставшие дыбом волосы чуть не проткнули резину противогаза. Нет, этого не может быть!
Этого и не было. Стас перевел дыхание, слушая, как бешено колотится сердце.
Нет, не Катя.
Очень похожая на нее, удивительно красивая молодая девушка, но все же не она. Просто показалось…
Русые, такого же, как у Кати, цвета, но очень длинные волосы заплетены в косу, челки — нет. Мягкие округлые черты, высокий лоб, точеный, чуть вздернутый нос, длинные ресницы на прикрытых веках, пухленькие щечки, чувственные губы, которые, казалось, вот-вот изогнутся в озорной улыбке. Вроде и знакомые черты, но все-таки другие.
Миловидное, юное, спокойное, умиротворенное и совсем не тронутое тленом личико было похоже на лицо спящего человека. Только очень бледное. Но совсем как живое. Или это преломлявшийся в гробовом стекле свет фонаря создает такую иллюзию?
Стас очистил массивный прозрачный саркофаг от комьев грязи, клочьев истлевшей ткани и толстого слоя пыли. Отступил на шаг. И даже невольно залюбовался.
Девушка в стеклянном гробу была как с картинки. Платье с длинными рукавами, короткая кофта без воротника, на голове — странного вида убор: широкий, плоский, высокий, островерхий. Немного перекошенный.
— Кокошник сбился, — задумчиво проговорил Колдун из-за спины Стаса.
Кокошник? Так это называется… Странный головной убор был обшит золотом и жемчугом. Жемчужные нити тускло поблескивали на груди и шее, жемчужные серьги висели в ушах.
«Катя, кстати, сережек не носит», — вспомнил Стас. Сережки плохо сочетаются с наушниками акустика. Конечно же это была не Катя. Катя осталась в субтеррине. В гробу лежит кто-то другой. Лежит. Спит… Стасу вдруг почудилось: девушка под стеклом вот-вот проснется, сладко потянется, улыбнется.
— Сбился кокошник, — повторил Илья. — Ворочалась она, что ли?
Ворочалась? Стаса передернуло. Вернулся страх.
— Кто это? — поинтересовался он.
— Судя по наряду — купеческая дочь, — ответил Колдун.
— И давно она здесь лежит?
Спит?
Илья пожал плечами:
— Трудно сказать. Если ее саму не спрашивать.
«Не надо ее спрашивать! — с ужасом подумал Стас. — Вдруг ответит». Он не знал почему, но эта мертвая девушка пугала его больше, чем мертвый Колдун.
— Может быть, двести лет, может, триста, — после паузы продолжил Илья.
«Двести-триста лет?! — поразился Стас. — И нет следов разложения!»