— Как такое возможно?
Колдун подошел к гробу. Провел ладонью по гладким краям.
— Гроб запаян. Воздух откачан. По сути, это колба, а не гроб. Вероятно, причина в этом. Хотя я не думаю, что только в этом.
— Офигеть! — качнул головой Стас.
— Она не первая, — добавил Колдун.
— В смысле? — не понял Стас.
— В Перми уже находили купеческую дочь в стеклянном гробу-колбе. Еще до Последней Войны. Только тот гроб разбился.
— Думаешь, есть связь?
— Может, да, а может, нет. Может, они были сестрами. А может, она… — Колдун снова тронул толстое гладкое стекло, на миг задумался, словно прислушиваясь к чему-то. И словно бы что-то услышал. Илья закончил фразу совсем другим голосом, без всякого «может»: — Она та самая и есть, Стас.
— Как это? Если ее гроб разбился?
— Мое тело тоже выбросили наружу из подземной лодки, и от него мало что осталось. Но сейчас я стою перед тобой.
Да уж, у мертвых не только свои дороги, но и свои посмертные причуды, непостижимые для живых. Хотя, конечно, странно все это. Призрак Колдуна Стас почему-то воспринимал проще и легче, чем призрак покойницы в стеклянном гробу.
Он решил не мучить себя вопросами, на которые, скорее всего, не получит внятного ответа и спросил о другом:
— Как думаешь, почему она здесь? Почему ее не похоронили на кладбище?
Раньше ведь людей хоронили на кладбищах?
Рука Ильи еще раз погладила прозрачное стекло. Склонив голову набок, Колдун слушал или ощущал что-то, что было недоступно даже особым способностям Стаса.
— Она — невеста, — ответ Колдуна прозвучал тихо, но уверенно.
— Что?
— Невеста без подвенечного платья. Невеста, до срока потерявшая честь. Невеста, которую обманули. Невеста, не дошедшая до алтаря и не попавшая на погост.
Стас удивленно уставился на Колдуна.
— Девчонка наложила на себя руки. — Тот стоял над гробом и не моргая смотрел на девушку сквозь стекло. — Самоубийц на кладбищах не хоронили.
— Самоубийца? — с сомнением переспросил Стас. — Такая молодая?
— Для этого дела возраст самый подходящий, — возразил Колдун. — Несчастная любовь, девичья дурость… Теперь невеста без фаты ждет в стеклянном гробу нового жениха.
Стасу вдруг показалось, что ресницы девушки дрогнули, а уголки рта чуть приподнялись.
Слышит? Она их слышит? И улыбается. Да нет, не может быть! Просто игра теней и света. Слабеющего фонарного света и толстого стекла, преломляющего этот свет.
В наступившей тишине послышалось шуршание. Не из гроба, нет. Звук доносился из угла, под которым зиял пролом.
Стас повернулся, вскинув автомат. Все-таки «опарыши» приползли за ним, наплевав на запретные дороги мертвецов? «Колбаса» почувствовала на мертвой дороге живого и отправилась на охоту?
Однако это были не белые липкие черви.
* * *
В пролом осыпалась земля, а из темной дыры в полу поднималась… поднималось… поднимались…
В склепе показались черные руки с длинными растопыренными пальцами. Всего пять рук, синхронно тянущихся вверх. А потом…
Потом выяснилось, что руки сами были пальцами огромной и такой же черной пятипалой лапищи, поднимающейся из-под земли. Рука шевелила пальцами, и на конце каждого пальца, там, где у человека растет ноготь, а у хищной твари — коготь, тоже двигались пальцы и сжималась-разжималась ладонь.
Руки-пальцы… пальцы-руки… Пятерни вместо ногтей… И все это, казалось, состояло не из плоти, а из плотного мрака.
Стас почувствовал, как вставшие дыбом волосы снова скребут противогазную резину.
— Что это? — прохрипел Стас. Противогаз искажал голос до неузнаваемости.
Но Колдун понял вопрос.
— Подземное капище, — ответил Илья. — Оно далеко, но сюда дотянуться сумело.
Капище? Это рука древнего капища? И это нужно понимать дословно?
— И что оно здесь ищет, — голос Стаса задрожал.
— Души, — прозвучал ответ. — Или тела. Пищу или забаву.
Чудовищная лапа с пальцами-руками поднялась из пролома до запястья. Потянулась к Стасу. А ведь если такая схватит — не вырвешься.
Проклятая черная рука! Ужас, который она вызывала, был особого рода. Какой-то первобытный, глубинный, от которого немеет и холодеет нутро. Стас вспомнил, как «аидовская» детвора пугала друг друга страшилками перед сном. Особое место в детском фольклоре занимала черная рука мутанта. Но вряд ли кто-то из рассказчиков имел в виду ТАКУЮ руку. Если бы речь шла о ней, дети просто не смогли бы спать. Никогда.
Стас не выдержал — дал очередь из автомата. Пули, попавшие в черную ладонь и пальцы-руки, выплеснули облачко густого мрака, но сами сгинули бесследно. И, увы, безрезультатно. Те пули, что пролетели мимо цели, выбили кирпичную крошку из кладки.
Взвизгнули рикошеты. Что-то просвистело над ухом. Сзади раздался звон и гулкий хлопок. «Бум!» — отразилось эхо от стен.
«Гроб!» — промелькнула мысль.
И сразу же — «Бум-м! Бум-м!» — раздались удары бубна.
Обернувшись, Стас увидел, как с постамента на пол сыплются куски толстого стекла. Купеческая дочь и несостоявшаяся невеста лежала уже без защитной колбы. А среди стеклянных осколков, приплясывая, стучал в бубен Колдун.
Рука капища отдернулась, втянулась обратно в пролом, но не исчезла совсем. Осталась там, бесшумно шевеля жуткими пятипалыми пальцами и выжидая. Видимо, удары бубна в некоторых случаях действуют эффективнее, чем автоматная очередь.
— Идем, — голос Колдуна прозвучал напряженно и сдавленно, словно чудовищная лапа уже схватила его за горло. — ЭТО я долго не удержу.
Словно в подтверждение его слов, из пролома поднялся палец-рука. Указательный. Указательная… Поманил-поманила к себе. Ладонь на конце «пальца» тоже изобразила призывный жест. Безумно захотелось пойти на этот безмолвный зов. Стас почувствовал, как незримая сила влечет его к пролому, и уже поднял ногу, чтобы сделать шаг.
«Бум-м!» Очередной удар бубна над самым ухом привел его в чувство. Наваждение рассеялась, оставив лишь боль и тяжесть в голове.
— Не смотри туда! — велел Колдун.
Как будто это легко. Стас с трудом отвел глаза. Будто оторвал.
— Нам в другую сторону. — Илья указал колотушкой на дверь склепа.
Дверь была недалеко. Рядом совсем она была, эта дверь, но чтобы до нее добраться, нужно сначала пройти мимо мертвячки, лежавшей над грудой битого стекла.
«Бум-м! Бум-м! Бум-м!» — снова стучал бубен.
Под ногами хрустело и звякало. Крупные тяжелые осколки гроба-колбы мешали идти. Стас покосился на покойницу.