У меня расстилающийся перед глазами пейзаж не вызвал столь бурного восхищения. Большое темное озеро, с черной водой выглядело мрачновато, у берега покачивалась самая простая деревянная лодка с веслами. Было тихо и как-то неуютно. К тому же увязавшийся с нами Хучик, обладатель толстого зада и коротких ножек, изрядно устал, и мне пришлось тащить его десятикилограммовое тело на руках. Ни Севка, ни Тузик даже не подумали предложить помощь хрупкой женщине, несущей тучного мопса.
– Лодочка, – взвизгнул Тузик, – ой, я сяду в нее, а ты сними!
Радостные, словно дети, отпущенные на каникулы, они начали принимать живописные позы. Потом Севка велел:
– Бери видеокамеру, а мы сядем в лодку и поплывем на середину озера.
– Я не умею плавать, – робко пробормотал Тузик, явно боявшийся водной прогулки.
– Ерунда, – отмахнулся Севка.
– Может, не надо, – заикнулась я, – мало ли почему тут оставили эту лодку.
– Чушь, – фыркнул Лазарев и приказал: – Тузик, вперед.
Мужики разместились в лодке, Севка взмахнул веслами, «каноэ» бодро устремилось к середине озера. Я покорно запечатлевала на пленку действо.
Когда челн добрался почти до центра озера, послышался испуганный вскрик Тузика, мужики отчего-то замахали руками, и на моих глазах суденышко мигом затонуло, оставив на поверхности барахтающихся приятелей. От ужаса я не перестала снимать и тупо водила камерой взад-вперед.
– Помогите, – орал Севка.
– Тону, – вторил ему Тузик.
Я швырнула камеру в кусты и заметалась по берегу. Что делать! Куда бежать! Кого звать на помощь! К своему стыду, я плавать не умею, максимум на что способна, продержаться на воде несколько секунд, делая мелкие, «собачьи» движения… И теперь, ощущая полнейшую беспомощность, приходится наблюдать, как Севка и Тузик идут ко дну. А вокруг никого. Озеро расположено в лесу, правда, летом тут частенько бывают отдыхающие, но холодным октябрьским днем не нашлось, естественно, ни одного желающего побарахтаться в ледяной воде. Только я, в ужасе наблюдавшая, как исчезают под водой головы израильских подданных. Конечно, я хотела избавиться от гостей, но не таким же образом!
Внезапно послышалось два мощных звука: шлеп, шлеп. Это Снап и Банди рухнули с берега в воду и, шумно разбрызгивая воду, поплыли к терпящим бедствие. Затем раздалось сочное: «плюх». И я увидела Хучика, отважно гребущего за приятелями.
На середину озера псы добрались в мгновение ока. Тузик и Севка перестали орать. Спустя пару минут они оказались у берега. Мой бывший любовник держался за спину Банди, а Тузик обнимал за шею Снапа. Сзади напряженно сопел Хучик, ему не хватило «утопленников», и мопс спешил к земле один.
Питбуль и ротвейлер, выбравшись из воды, шумно отряхнулись. Севка, забыв про свою аллергию, выудил трясущегося от холода Хучика, мигом сбросил с себя джинсы, пуловер, рубашку и, оставшись в одних трусах и носках (ботинки он, очевидно, потерял в воде), велел:
– Теперь бегом домой, а то скончаемся от воспаления легких.
Я вылезла из куртки и свитера. Протянула парням вещи и предложила:
– Хоть это наденьте.
Ветер моментально залез под тонкую трикотажную водолазку, и стало жутко, невероятно холодно.
– Нет, – лязгая зубами, пробормотал Тузик, – мы-то как-нибудь, а собаки точно околеют!
Короткошерстные, совершенно не предназначенные для купания в стылой воде, Банди, Снап и Хуч тряслись мелкой дрожью.
Без лишних слов я стянула с себя водолазку и, тихо радуясь, что по непонятной причине надела сегодня лифчик, замотала Хуча в тонкий трикотаж и прижала тушку мопса к голому животу. Севка начал натягивать на Банди мою куртку, Тузик обрядил Снапа в пуловер.
– Вперед, – заорала я, – домой!
Псы понеслись через лес. Никогда до сих пор я не бегала с такой скоростью. Сучья трещали под ногами, воздух резал легкие, сердце билось так, словно собиралось выскочить из груди. Долетев до входа в поселок, я ткнула ключом в ворота, калитка распахнулась. Охранник, увидав живописную группу, ойкнул и сказал:
– Ну вы, блин, даете!
Собственно говоря, его можно было понять. Мало кто бы удержался при виде нас от подобного высказывания. Выглядела компания сногсшибательно! Впереди летел Снап в моей куртке, сползшей на бок и путающейся у него под лапами. Следом несся Банди, обряженный в ярко-красный свитер от «Глинфильд», потом трусцой двигался Севка в темно-синих трусах и коричневых носках, за ним легкой рысцой следовал Тузик, тоже в одном нижнем белье. Но в отличие от Лазарева, Нос носил совершенно офигительные плавочки в виде слона. В хобот он засунул сами понимаете что, а в уши вложил оставшиеся части мужского полового хозяйства. Пикантнее всего выглядели большие пластмассовые глазки, украшавшие «морду», а носки у Тузика были шелковыми, на подвязках. Замыкала «колонну» я, принаряженная в кружевной практичный лифчик фирмы «Триумф» и черненькие джинсы с ярлычком «Труссарди». Хучик, умостившийся внутри насквозь промокшей трикотажной водолазки, жалобно скулил.
Дома я, нацепив халат, мигом схватилась за телефон. Нужно было, во-первых, срочно вызвать ветеринара, а во-вторых, соединиться с Аллой Замковой.
– Алло, – пропело грудное сопрано, – Рамона слушает.
– Алка, – выкрикнула я, – еду к тебе.
С Замковой мы вместе учились в институте, а сгрызя гранит науки, начали преподавательскую карьеру. Но на заре перестройки Алка неожиданно вспомнила, что ее мать самая настоящая цыганка, и подалась в оккультный бизнес. Она сначала гадала на картах и предсказывала будущее исключительно знакомым, но потом открыла салон, взяла псевдоним Рамона и пустилась во все тяжкие, объявив себя ясновидящей в четвертом колене. Самое интересное, что Замкова частенько делает абсолютно правильные предсказания, у нее случаются гениальные озарения. К тому же Алка умная баба, а многим ее клиентам просто требуется житейский совет… В общем, Рамона процветает и страшно довольна жизнью.
– Что случилось? – поинтересовалась подруга, увидав мою перекошенную морду. – Пошли на кухню. Или желаешь в кабинете?
Я отмахнулась.
– Хоть в туалете, совет нужен.
– Говори, – с готовностью навострила уши Алла, – я вся внимание.
Выслушав историю про проклятие и цепь неприятностей, приключившихся с моими родственниками и друзьями за последние двадцать четыре часа, она нахмурилась и стала вертеть в руках крышку от сахарницы.