— Девочка моя! — неожиданно тонко всхлипнул Кулик. — Доченька! Прости нас всех, прости!..
С лихорадочной торопливостью, не глядя больше, что делают солдаты внизу, он расправил пулеметную ленту, поведя стволом, тщательно прицелился.
— Я сам! Сам… — шептал он побелевшими губами. — Им не отдам… Сам!
Поймав на мушку ребенка и державшего его Гната, Алексей на несколько секунд прикрыл глаза, чтобы не промахнуться…
* * *
Макар буквально обрушился вниз с ящиков. Глядя на Волкова расширенными от ужаса глазами, он прошептал:
— Что делать будем? А, командиры?
— Выносите меня! — поднял голову Денисов. — Надо спасти ребенка!
— Спасибо, Александр Иванович, — Антон неловко поцеловал его, ткнувшись губами в щетину. — Спасибо, и прощай! Прикрой нас, вернее, меня. Помогай, Макар, живо!
Шире открыв дверь вагона, они быстро вытащили пограничника на пути, бегом отнесли его в сторону, уложили под платформой.
— Когда добегу до конца, — торопливо наставлял Волков Макара, — дай очередь по цистернам и брось туда бутылку, а сам — на соседний путь и жди меня… Надо еще вывести людей. Поджигай вагон! Прощай, Денисов!
И Волков побежал, боясь, что проклятый Шель не выдержит, отдаст приказ убить ребенка раньше, чем истечет назначенное им время, а он, Антон, не успеет ничего сделать. Сзади затрещало, сильно пахнуло дымом, потом загудело пламя — Макар поджег вагон с архивом. Что ж, часть задания можно считать выполненной, теперь бы еще выбраться отсюда живым и вынести заветную папку…
Подбегая к хвосту состава, Волков понял, что Шель специально тянет время — ему нужно психологически подавить противников и отвлечь их внимание от солдат, вынужденных лежать носами в гравий.
Пока Гнат трясет в своих лапах обезумевшего от страха ребенка, немцы подберутся ближе к разрушенной водокачке, проникнут в пролом стены и уничтожат засевшего там с пулеметом Кулика! А у выходного семафора попытаются сделать обходной маневр, чтобы зажать ребят, сидящих за горой шпал, между двух огней. Соображает эсэсовец, ничего не скажешь!
Добравшись до последнего вагона, Антон осторожно выглянул — Гнат стоял на тормозной площадке, подняв Настю в дрожащих от напряжения руках. Глаза у Цыбуха были выпучены от страха, взгляд прикован к водокачке, на которой прятался пулеметчик. По бледному лицу предателя градом катился пот.
Закинув за плечо автомат, Волков глубоко вздохнул несколько раз, с нетерпением ожидая, когда же раздастся долгожданная автоматная очередь. Сейчас внимание немцев немного отвлечено пожаром, разгорающимся в другом вагоне, но они пока не чувствуют для себя особой опасности, а вот когда заполыхают цистерны! Тогда сгорит и все остальное, врагу не останется ничего, и потушить вагон с архивом они никак не смогут. Ну!
Сзади треснула очередь автомата, и тут же к небу взметнулся столб пламени. Загудел, набирая силу, новый пожар!
Пора! Легко взметнув тело на тормозную площадку, Антон выхватил из рук Гната ребенка, оттолкнув Цыбуха в сторону. Цокнула о металлический поручень тормозной площадки пуля, но выстрела разведчик не услышал — он уже соскочил на землю и, почувствовав, как дрожит в его руках девочка, шепнул ей:
— Не бойся!
Побежал обратно, прижав ее к груди, запаленно хватая ртом пахнущий гарью горячий воздух. Успеть, надо успеть!
Гельмут увидел только мелькнувшую на тормозной площадке тень и, почти не целясь, выстрелил в нее несколько раз. Неловко согнувшийся Цыбух конвульсивно дернулся — в него угодила пуля из парабеллума штурмбанфюрера. Изумленно открыв рот, быстро наполняющийся темной кровью, Гнат тяжело осел на дощатый пол. Он уже не видел, как хлестнула с водокачки по пытавшимся броситься следом за Волковым солдатам пулеметная очередь, как вжался в стену, спасаясь от пуль, Шель. Для Гната Цыбуха уже кончились война и его жизнь…
Солдаты полезли под вагоны, но, выскочив на соседний путь, напоролись на встречный огонь автомата Денисова. Оставив на гравии несколько трупов, они попрятались за стоявшие рядом платформы, с тревогой глядя на бушующий огонь. Чадно коптил мазут, синеватыми огненными шарами рвался вверх горящий керосин, грозили взорваться и заполонить все вокруг морем пламени цистерны с бензином, а с водокачки, не переставая, бил и бил пулемет, словно захлебываясь от нетерпения забрать новые и новые жизни, вколотить пулями в землю пришедших сюда завоевателей и выстроить над ними шеренги кладбищенских березовых крестов с уныло сидящими на их верхушках стальными шлемами.
Языки огня, как протуберанцы, тянулись к стоявшим на соседних путях вагонам, лизали их, обугливая доски, заставляя дерево сжиматься от нестерпимого жара и тлеть, чтобы потом вспыхнуть, уступая неистовому натиску пламени.
«Они выжгут нас, — мелькнула у Гельмута паническая мысль, — заставляя отходить под пулями перед стеной огня!»
— За мной! — закричал он прижавшимся к стене станционного здания солдатам.
Главное сейчас — подавить пулемет на водокачке, подавить любой ценой, не дать ему контролировать всю станцию, насквозь прошивая ее страшным, смертельным ветром очередей.
Пригибаясь к земле, Шель бросился к залегшей цепи. Вперед, в мертвое пространство, не простреливаемое в водонапорной башне, — там спасение! Пули взрыли гравий около его ног. Он упал, перекатился, свалилась с головы черная фуражка с высокой тульей. Увидел рядом бледное, с расширенными от страха глазами лицо молодого солдата.
— Огонь! Огонь по водокачке! — перекрывая гул пожара и грохот пулеметных очередей, закричал штурмбаннфюрер, заметив, что командовавший солдатами офицер лежит лицом вниз, не подавая признаков жизни. Мундир на его спине был вспорот очередью.
— Пятеро со мной, остальным прикрывать! — скомандовал Шель, переползая ближе к кирпичной стене и отыскивая взглядом пролом.
Затрещали автоматы, пулемет стал огрызаться еще злее, шальные пули с визгом уходили в небо, рикошетили от рельсов и выбивали щепки из шпал, поднимали облачка пыли, когда попадали в гравий, и глухо стучали по стенкам вагонов.
Гельмут сунул пистолет в кобуру, взял автомат убитого солдата и ящерицей пополз к водокачке. Руки жгла крапива, удушливая пыль и запах гари сбивали дыхание, заставляя тяжело отдуваться, но он полз и полз, время от времени оглядываясь, чтобы посмотреть, где его солдаты. Их уже стало только четверо — пятый остался лежать на рельсах, так и не сумев перебраться через них.
Шель торопился — каждая секунда промедления грозила новыми потерями. Русские оказались более сильным противником, чем он мог предположить, и он честно признался себе, что недооценил их. Но если уж проигрывать, то хотя бы с минимальными потерями. И как преследовать убежавшего с ребенком на руках русского, если в любой момент в спину может ударить пулеметная очередь?
Вырваться со станции русские не должны, особенно если удастся уничтожить пулеметчика, засевшего на разрушенной водонапорной башне. Это наверняка тот самый пулемет, который они взяли при нападении на лесной дороге. Вот где он сказал свое веское слово! Только бы удалось уничтожить…