Солнце забежало за тучу, налетел порыв ветра, листва заволновалась, и статуи со скрипом стали поворачиваться на своих деревянных шарнирах. Радун сразу представил, как за то, что под видом зерна он везет в столицу «волчью метелку», его тащат в ад серебряными крючьями, и ему стало совсем не по себе. Он взмолился: «Великий Бужва, что же мне делать! Если я донесу, ты осудишь меня за жалобы на начальство, а если не донесу, ты осудишь меня за торговлю наркотиками».
И вдруг в лесу раздался вой. Один из стражников побледнел и воскликнул:
– Клянусь божьим зобом, это выли не в лесу, а вон та морда, зеленая, вверху справа!
Радуну стало совсем не по себе. Весь ужас его положения относительно загробного мира живо представился ему. А его белокурый спутник, несмотря на свои заверения, видимо побледнел и внезапно вынул из-за пояса большой нож с костяной ручкой и лезвием в форме широкого акульего плавника. Тут один из служителей подземного царства вытянул крюк и схватил Радуна за плащ. Радун вскрикнул и полоснул по крюку мечом, – но как только он по нему ударил, крюк превратился в простую обрубленную ветку.
Спутник Радуна засмеялся и сказал:
– Осторожней, почтеннейший! Этак вы заденете моего дядюшку!
Радун взглянул в лицо незнакомцу, и ему показалось, что у него зеленая кожа, а от коня пахнет старым трупом. Нервы у Радуна не выдержали. Он схватил с седла веревочную петлю и метнул ее в незнакомца. Тот захрипел и повалился с коня, и в ту же минуту двое ярыжек навалились на него и разложили на земле.
– Эй, – закричал спутник, – что это значит?
– Сударь, – сказал Радун, кланяясь, – извините за беспокойство, но нельзя ли посмотреть на ваши документы?
Незнакомец лежал на спине и отчаянно брыкался.
– Что за недоверие? – возразил он обиженно.
– Я видел, – ответил Радун, – как вы вчера крались к мешкам. И если вы разбойник, мне придется забрать у вас ваш нож и повесить вас на этом вот ясене. А если вы лазутчик наместника, я почту за честь подарить вам один из этих мешков, но попрошу расписаться в его получении.
– Я не вор и не лазутчик, – сказал лазутчик, – и мне не надо твоего золота.
– Сударь, – усмехнулся Радун, – в наше время золота не надо только служителям подземного Бужвы, а всем живым без золота никак нельзя.
Тут один из чиновников, без церемонии, сунулся пленнику в нагрудный карман, вытащил оттуда бумагу, развернул…
– Чур меня! – завопил он, – это свидетельство о погребении!
– Догадался, урод! – завопил незнакомец. Тут же он схватил одного из повисших на нем стражников, споро, как волк – болонку, покрутил им в воздухе и с необыкновенной легкостью швырнул на дорогу, а другому стражнику поддал ногой в живот, так что тот шваркнулся прямо о храмовую стену. Стена затрещала и пошла ломаться. Караванщики дико вскрикнули. Статуи служителей стали соскакивать со своих шарниров. Самые рассохшиеся покатились вниз, под колеса возов, а иные тронули расписных лошадей и выехали на дорогу.
У них были лица, черные вверху и зеленые внизу. Волосы на их голове были жесткие, как иглы дикообраза, а глаза горели, как масляные плошки. В руках у них были серебрянные крючья, которыми таскают души в ад, и плетки с волчьими мордами о девяти хвостах и сорока когтях. Дикий вой подняли волчьи морды на плетках, и от этого воя позади и впереди каравана стали падать деревья.
– Эй, – сказал один из подземных стражников, тыча пальцем в Радунова спутника, – опять этот мерзавец самовольно отлучился из гроба! А ну – марш на место! Тоже мне, шастает среди людей!
– Господин Десятый, – бойко возразил незнакомец, – я шастаю среди людей, так как их вопли разрывают мне сердце! Крестьяне голодают, а эти люди везут зерно в столицу, потому что в столице оно дороже! А ведь сегодня к нам из деревне придут с докладом о вспомоществовании! А мы? Вы посмотрите на себя, господин Десятый, какой у вас вид! Ваша левая нога совсем подгнила, и никто не срубит для вас новой! Разве народ срубит вам новую ногу, если вы будете холодны к его молитвам? Если мы не дадим крестьянам зерна, то совсем захиреем без жертв! Народ перестанет почитать великого Бужву, падут устои, вспыхнут бунты! Надо отобрать ворованное зерно и удовлетворить им народ!
Можете себе представить, какой ужас овладел от этих речей караванщиками! Они хоть и обожали слушать рассказы о подобных встречах, но, по правде говоря, происшествия такого рода приятно описывать и неприятно переживать!
Что касается Радуна, то он вовсе был не уверен, что жив. Он не очень хорошо знал здешние дороги, и ему показалось, что караван незаметно свернул не на том месте, и давно уже в царстве Бужвы. Но Радун был чиновник, верный своему долгу. Он ткнул пальцем в старшего покойника, с головой пса, и заорал:
– Ах ты собачья рожа! До чего дошло: прислуга Бужвы грабит казенные караваны и таскает честных людей в ад! Вот и получается, что вы никакие не подземные судьи, а самые настоящие разбойники!
Песья голова рассвирепел.
– Это вы – разбойники и воры! Потакаете богачам, силой гоните народ строить канал! Хорошо еще, что время от времени выходит повеление тащить вас в ад, а то бы народу совсем житья не стало!
Тут раздвинулись кусты, и на дорогу вышел человек в синих шелковых одеждах, с красным лицом и серебряной таблицей в руке. Двое маленьких бесов несли за ним большое зеленое опахало.
– Это что за свара? – спросил он. – Что за времена! Чиновники надземные и подземные препираются, кто из них настоящие разбойники! Тьфу на вас! Пусть эти люди свяжут себя веревками и садятся под стену, а зерно свезите к главному алтарю!
Охранники задрожали, как перо на ветру, а Радун покачался взад-вперед на своей лошади и сказал:
– Эй, синяя морковка! Ты служишь своему Бужве, а я служу аравану Фрасаку, и давай-ка выясним на мечах, кто сильней – бесы или чиновники!
С этими словами Радун взмахнул мечом, но Киссур (ибо незнакомец, встреченный им в харчевне, был не кто иной, как Киссур) метнул свой акулий клевец и перерубил руку чиновника, словно сухую ветку. Кольцо, вместе с мечом, слетело с запястья, Киссур подхватил меч и всадил его Радуну прямо в грудь, так что конец вышел из спины на два пальца. Радун упал с коня и умер.
Тут разбойники, или мертвецы, кинулись на караван, и началась страшная драка. Киссур так разъярился, что сорвал с себя пояс и куртку, взял меч обеими руками и рубил во все стороны. Через полчаса все было кончено.
Кон-Коноплянка подъехал к Киссуру, и Киссур сказал ему, что не все так получилось, как следовало, и что они убили многовато людей. Атаман промолвил, чтобы тот не тревожился, потому что эти люди вряд ли погибли, не будь они грешниками.
После этого Киссур срубил и обтесал молодую сосенку. На обрубки сучьев он повесил разное оружие, а на верхушку посадил голову начальника каравана. Он воткнул сосенку на пригорке позади храма яшмового аравана и произнес заклятье. Вообще-то Киссур не умел колдовать, но по обычаям горного Варнарайна после битвы вокруг победителя бродит столько душ, что он на время становится колдуном.