– Очень благодарен аравану за извещение, – сказал Шаваш торопливо, – но это не тот Арфарра, который мне нужен. Отшельники вечно пробавляются этим именем.
Племянник заговорщически растопырил глаза и зашептал:
– Господин инспектор, – это тот Арфарра, настоящий!
И ткнул в руки ошеломленному Шавашу целую укладку с бумагами отшельника, захваченную в горной избушке.
– Араван Фрасак и думать не мог, – продолжал племянник, – что нам на долю выпадет такая удача. Понимаете, эти негодяи, госпожа Архиза и Ханда, так его и прятали. Если бы не господин араван, все бы и осталось под крышкой… Надо этого человека отправить в столицу, поскольку это все равно беглый ссыльный, да еще попустительство властей…
Шаваш чуть не выронил ларец.
Великий Вей! Отправить в столицу! Тут же Нан спросит с Шаваша, зачем это он его именем разыскивает человека, которого народ произвел в должность бога-покровителя пыток!
– Да, – усмехнулся Шаваш, – беглый ссыльный – стало быть, надо повесить. Если Нан повесит его, станут говорить, что первый министр использует свою власть, чтобы свести счеты с забытыми отшельниками из-за того только, что те держатся противоположных убеждений. Если Нан оставит его в живых, все противники Нана уцепятся за эту ожившую печать и станут говорить, что, вот, у первого министра не хватает сил расправиться с праведным человеком даже тогда, когда он не облечен чином и властью. Вы действительно оказали большую услугу министру. Министр ее не забудет…
Даже в свете факелов стало видно, как посерело глупое лицо племянника. Только сейчас он сообразил, что они сделали глупость величиной с Араханскую гору.
– Так что, – наивно сказал племянник, – сделать так, чтоб он до столицы не доехал?
«Великий Вей, да в каком садке таких разводят!» – подумал Шаваш. Посмотрел на племянника и медленно, по слогам отчеканил:
– Я, почтеннейший, вам никогда указаний убить без суда и следствия человека не давал. Я вообще вас сегодня не видел, и вы вообще здесь не были. Я просто предупредил вас о том, насколько вам будет благодарен министр Нан за услугу.
Шаваш подал укладку незадачливому племяннику. Тот принял ее мертвой рукой. Шаваш поклонился, повернулся и побежал обратно, к пленнику.
* * *
Едва Шаваш вышел, монах подскочил к Бьернссону:
– Не верьте этому чиновнику, – зашептал он. – Вы видите, – он даже над государем смеется! Кто смеется над государем, – убийца в душе! Он обманывает и меня, и вас! Он хочет списать на вас все грехи нечестивых правителей. Он уверяет – это вы, а не Касия – убийцы храма. Я сделал вид, что ему поверил.
Шакуник наклонилcя над землянином. Глаза его горели суетливым безумием. В речи его, по крайней мере с точки зрения Бьернссона, явно недоставало логики.
– Я сделал ему чертежи, – но я кое-где наплутал в деталях… – Монах засмеялся. – Шаваш не соберет радиопередатчика. А я – могу собрать и переслать весть туда, куда скажете.
Мысли Бьернссон окончательно спутались, как корни на грядке.
– Вы ведь не далеко ушли от нас, – сказал монах. – Нам, шакуникам, осталось решить не так много вещей. Я все понимаю. Вы, желтые монахи, – это то же самое, что и храм Шакуника, только вы решили эти вещи две тысячи лет назад. Но с тех пор вы не продвинулись ни на шаг. Я, например, не сообщил Шавашу, как устроена та штука, которую вы выставляете под именем Великого Ира, но мне это известно.
– И как же она устроена? – оcведомился физик.
– Если, – сказал монах, – выкачать из стеклянного шара воздух и пропустить через него электрический разряд, начнется суета лучей и блеск сообразно качествам газа.
«Гм, – подумал Бьернссон, – твой стеклянный шар годится для того, чтобы написать неоновыми буквами: „Кофейня Нефритовых Ворот: лучшие пампушки ойкумены!“, но для Великого Ира он жидковат».
– Я знаю, – продолжал шепотом монах, – что не вы сгубили храм, потому что желтых монахов очень мало, и вы ничего не можете. Вы решили, что вас никто не тронет, если вы будете бессеребренниками. Из-за этого две тысячи лет вы и стоите на месте. Чтобы править миром, нужны заводы и мастерские. Пересмотрите свои правила! Я пошлю весточку госпоже Архизе: мы восстановим старую мощь храма. Через полгода реформы министра зайдут в тупик. Он будет смещен. Разразятся восстания. Через год мы будем владыками Харайна, через два года – владыками ойкумены.
Послышались шаги. Монах отскочил от Бьернссона. Шаваш, подергивая губой, вернулся в кабинет. Он медленно, испытующе оглядел монаха. Тот вдруг съежился.
– Я, пожалуй, пойду посмотрю на праздник.
– Идите, отец Адуш.
Через минуту Шаваш и Бьернссон остались одни. За окном уже совсем стемнело. Шаваш задернул шторы, принес поднос с чаем и аккуратно разлил чай в белые с красными ручками чашки.
– Так насчет золота… – сказал Шаваш.
Бьернссон внимательно посмотрел на чиновника. Больше всего Бьернссону сейчас хотелось, чтобы его оставили в покое и дали опомниться. Но Шавашу именно этого не хотелось. И, поразмыслив над причиной этого, Бьернссон все понял.
– Бросьте, – сказал Бьернссон, – вам не золото нужно.
Шаваш досадливо сморщился и сказал:
– Какая жалость! Неужели это так заметно?
Бьернссон улыбнулся. Он хотел сказать: «Вы очень похожи на образцового чиновника, Шаваш. Но будь вы просто образцовым чиновником и идеальным взяточником, Нан не сделал бы вас своим секретарем». Но Бьернссон этого не сказал, ибо имени Нана в этом разговоре не следовало упоминать не в коем случае. Потому что – либо Шаваш не поверит, что его хозяин – оборотень и лазутчик, либо, если поверит… Страшно даже представить себе, что тогда может натворить Шаваш. И Бьернссон сказал:
– Мне тут этот монах наговорил всяких глупостей. Он ведь наговорил их по вашему приказу?
Шаваш еще раз сморгнул.
– Это мой тесть, – сказал он.
– То есть он просто черт знает что говорил! Надеюсь, он не то говорил, что вы думаете?
Шаваш помолчал, потом сказал:
– Видите ли, мой тесть разобрался почти во всем, что вы сделали. А вы, между тем, даже и не пытались собрать световой луч, которым вы тогда разрубили каменную стену в усадьбе. Какая тут причина? Та же, что мешает зодчему, попавшему к дикарям, выстроить купол на тысячу человек. Зодчий, может, и знает, как его построить, однако одного ума тут мало: нужны резчики, столяры, каменотесы… Наука, в отличие от магии, нуждается в сотнях ремесел и тысячах материалов: шакуники этим располагали в свое время. Ваш же монастырь – вроде провинциального отделения, да и то нынче закрыто за ненадобностью. Чай, одна фабрика, на которой делают такое оружие, которое тогда разворотило стенку, больше всего вашего монастыря… Куда вы, кстати, его дели?
– Выкинул, – сказал Бьернссон.