Я глянула в услужливо поданное зеркальце. Красные щеки пламенели пожаром, лоб и подбородок выглядели так, словно их обладательница, лишившись разума, провела весь день на палящем солнце. Нос поражал синеватой белизной, а на глаза словно надели очки. От бровей до скул простирались круглые бледные пятна.
Тяжело вздыхая, я поплелась в зал, где была встречена вспышками фотоаппаратов и восхищенными возгласами:
– Фантастика! Просто невероятно! Сногсшибательный эффект! Удивительная перемена!
Глядя на людей, говоривших комплименты с самым честным видом, я испугалась. Что же было раньше с моей физиономией, если теперь, по их мнению, я восхитительно выгляжу?
Слава богу, Костик затеял какую-то очередную дурацкую игру, и народ бросился в другой конец харчевни. Я проскользнула в туалет и умылась. Может, от холодной воды щеки приобретут нормальный цвет. Но воспаленная красота не проходила. Я выползла в холл и увидела Сергея. Кирпичетерапевт, не замечая меня, вытащил из кармана какую-то упаковку, выщелкнул из нее таблетку и, поморщившись, проглотил. Потом швырнул пустую пачку в угол и ушел. Я подошла и глянула на розово-серую фольгу. «Седалгиннео». Очевидно, у Сергея от шума и духоты заболела голова. Мне стало смешно. Однако он не захотел жевать толченые кирпичи, а предпочел «травить» свой организм «химией».
К счастью, Нюся, заявив, что до конца мероприятия остаются только халявщики, велела мне уходить. Мы влезли в «Мерседес», и большая машина, интеллигентно шурша шинами, заскользила, словно сытая пантера, по шоссе.
– Хорошо тебе, – с плохо скрытой завистью сказала Нюся, – небось с такой фигурой никакой жары не ощущаешь.
– Да нет, тоже душно, – возразила я.
– Везет! – продолжала Нюся. – А я никак похудеть не могу, ничего не ем, а пухну.
– Так не бывает! Ну-ка, вспомни вчерашний день, – предложила я.
– Э.., утром кофе с круассанами, потом в двенадцать два бутерброда с сыром, кусок торта и чай, затем в три была на тусовке, там подавали только низкокалорийное: морепродукты, рис, серые хлебцы, в семь выпила капуччино со взбитыми сливками и позволила себе один эклерчик. В девять отправилась на день рождения, жуткий стол, съедобный был один жюльен, домой принеслась голодная, но, помня о диете, съела только три бутерброда с ветчиной.
– И ты считаешь, что весь день не проглотила ни крошки?!!
– Ну да, – на полном серьезе заявила Нюся, – горячего-то не было – свинины, картошки, каши – так, перекус!
– Лучше бы ты тарелку геркулеса съела, – вздохнула я, – имей в виду, серые хлебцы калорийней батона…
Нюся выслушала мою пламенную речь и подвела итог:
– Все правильно говоришь, но для поддержания имиджа я должна бывать на тусовках и жрать там. Эх, мне бы на недельку в глухую деревню, без супермаркета и добрых соседей, у которых корова, живо бы в форму пришла.
Внезапно мне в голову пришла идея:
– Ты и впрямь желаешь избавиться от бубликов и сала?
– Самая заветная мечта! – с жаром воскликнула Нюся – Тогда с пятницы ничего не планируй на предстоящую неделю.
– Почему? – удивилась новая подруга.
– Будет тебе деревня без соседей, – радостно пообещала я.
* * *
К Ксюше Боярской я проникла под видом хорошей знакомой Фаины Семеновны. Девушка провела меня в уютно обставленную комнату и спросила:
– Простите, не слишком хорошо поняла по телефону, зачем я вам понадобилась?
Я выложила на стол «Гнездо бегемота».
– Видите ли, пишу криминальные романы, а жизнь порой подбрасывает такие сюжеты, которые не выдумать и самому воспаленному воображению. Фаина Семеновна поведала мне в свое время о трагедии, которая случилась у нее в семье. Я пишу теперь новую книгу, взяв за основу события, произошедшие с Игорем. Фаина Семеновна считает, что ее сына убила ваша двоюродная сестра Люба Боярская. Как вам кажется, такое возможно?
Ксюша покачала головой.
– Люба, конечно, отвратительно поступила в отношении меня, но смерть Игоря не на ее совести. Думаю, Фаина Семеновна рассказала о наших отношениях с ее сыном.
– В общих чертах… Вроде вы дружили?
– Мы жили несколько лет вместе, – спокойно пояснила Ксюша, – все вокруг считали меня женой Игоря, все, кроме Фаины Семеновны. Она каждую секунду подчеркивала, что главная женщина в жизни Игоря – мать, а я – так, дворняжка. Грызла меня, грызла… И вот ведь странно, стоило только Игорю жениться на Любе, как Фаина Семеновна переменилась! Вы не поверите! Чуть ли не в лучшие подруги набиваться стала. Только я ученой была и ни на какие сладкие речи не повелась!
Ксюша сердито поджала губы.
– Ваша несостоявшаяся свекровь утверждает, что Люба специально толкнула Игоря под руку, а когда тот напоролся на шампур, притащила какое-то дрянное лекарство, а не качественный антисептик! – подлила я масла в огонь.
– Любка, конечно, дрянь, – отрезала Ксюша, – хоть о покойных плохо и не говорят, но куда деться от правды? Я ведь как чувствовала, что нельзя знакомить ее с Игорем, а все папа! Ой, противно вспоминать!
Но, вопреки своей последней фразе, она не замолчала, а принялась подробно излагать события.
Валерий и Кирилл Боярские родились с разницей в полчаса, но Валера всю жизнь считал себя старшим и опекал Кирюшу. В детстве он защищал его от уличных хулиганов и решал за братца задачки, в зрелом возрасте активно вмешивался в его семейную жизнь. Братья расстались только на время Великой Отечественной войны. Они оба получили в сорок четвертом году дипломы заурядврачей, но, как ни просили, были отправлены в разные госпитали. В сорок пятом Кирилл нашел при освобождении лагеря Горнгольц свою судьбу, о чем мигом сообщил Валерию. Перепуганный старший брат сразу примчался к младшенькому и попытался вразумить его.
– С ума сошел! Она же иностранка! Тебя посадят! Однако мягкотелый, во всем подчинявшийся авторитетному брату Кирилл неожиданно проявил твердость:
– Значит, посадят!
– Дурак! – вскипел Валерий.
– Я люблю ее, – пояснил Кирилл.