Маерс подпрыгнул, как акробат, перевернулся в воздухе и, коснувшись ступнями потолка, повис головой вниз. Стал топтаться вокруг зеркальной утки, стучал в потолок пятками, отбивая чечетку, и некоторые из танцующих подпрыгивали, делая сальто, но, не достигая потолка, падали на пол. Все остальные запрокинули вверх головы, раскачивались, хлопали в ладоши, будто славили летающее над ними божество, победившее закон притяжения.
Маерс, как ныряльщик, раскинув руки, опустился на пол. Музыка стихла. Лучи перестали метаться. Только утка кружила под потолком, сыпала белый снег.
Маерса обступила молодежь.
— Клево!
— Прикольно!
— Откуда такие понты?
Стройный юноша в штопаных джинсах, рубашке на выпуск, с прической «ирокез» изумрудного и канареечного цвета, дружелюбно и насмешливо потрогал медаль на груди Маерса:
— «Пурпурное сердце». А «Пурпурная печень» есть? А «Пурпурные почки»?
Очаровательная девушка с полуоткрытой грудью, поводя бедрами под короткой юбкой, томно обняла Маерса:
— Хочу от тебя родить.
Парень в безрукавке с голыми плечами и крепкими бицепсами, сплошь покрытыми затейливой татуировкой, небрежно спросил:
— Дядя Сэм, отправь пострелять в Ирак. Я тебе арабское ухо в фантике привезу.
Его товарищ, кудрявый франт с артистическим шарфом на шее, белозубо улыбаясь, спросил:
— А правда, что ваш президент — кенийский пидер?
Маерс улыбался, отвечал веселыми шуточками, позволял молодежи трогать кобуру с пистолетом, щупать ткань камуфлированного мундира.
— А как вам удается висеть вниз головой? — спросила рыжая девушка, поднимая веснущатое лицо к потолку, где вращалась одноногая утка.
— А я перед этим накурился космического дыма, — ответил Маерс. — Он применяется в специальных войсках США, действующих в открытом космосе. Хотите попробовать?
— Хотим, дядечка.
— Дай нюхнуть!
— Дай оторваться по полной!
Маерс отыскал в толпе длинноволосого араба, кивнул. И тот принес к бару и поставил на стойку кальян из черного стекла, испещренного таинственными письменами, изображениями цветов и фантастических животных. Гибкая трубка с чубуком обвивала стеклянный сосуд как малиновая змея. В глубине медной чашки тлел уголек. Маерс взял трубку, предлагая молодым людям:
— Кто первый? Кто уподобится космическим пехотинцам США, ведущим звездные войны в открытом космосе?
Опять заиграла музыка, заахал ударник, брызнули снопы лучей. Парень с «ирокезом» взял трубку, сунул в рот мундштук и, пританцовывая, стал дышать, делая полные вдохи, от которых огонек стал красным как рубин, а письмена на черном стекле стали светиться как ночные водоросли.
Парень дышал, глотал дым. Глаза его светлели, лицо становилось изумленным, восторженным. Он выронил чубук. Пошел от бара в танцующую толпу. Были видны его сильные, страстные прыжки, приседания, счастливое побледневшее лицо, блаженная улыбка, торчащий гребень волос в переливах зеленого и золотого.
— Смотрите, Джебраил Муслимович, действие препарата. — Маерс начертал в воздухе квадрат, который наполнился лунной синевой, как экран, и на нем возникло изображение танцора, совершающего круговые качания. Его тело было прозрачным, как у некоторых видов рыб, у которых сквозь стеклянную плоть просвечивают внутренние органы. Были видны ярко-красное пульсирующее сердце, смуглая темно-малиновая печень, серебряные кружева легких, золотистые селезенка и почки, — все свежее, сочное, молодое. Постепенно яркие цвета органов стали тускнеть, темнеть, приобретали металлический, черный отлив. Все органы меняли форму, сливались, слипались, и из них внутри прозрачного тела образовалась змея, толстая, с маленькой головой и гибким червеобразным хвостом. Она казалась глянцевитой, извивалась, набухала. Ей было тесно, она ударяла головой в ребра, пыталась вырваться сквозь пищевод и гортань. Напрягла связки железных мускулов и, разрывая телесную оболочку, прянула наружу. Умчалась ввысь, как черный чудовищный вихрь, сметая по пути звезды, оставляя разорванное мироздание. Достигла серебряной галактики, кинулась, заглатывая млечную мерцающую спираль, и галактика исчезла, и там, где недавно мерцал туманный водоворот серебряных звезд, теперь была полная тьма.
Юноша бездыханный лежал на полу, изо рта лилась черная, как варенье, кровь. Но его не замечали, упоенно танцевали, перепрыгивая через мертвое тело.
— Сударыня, вы следующая? — Маерс галантно обратился к девушке с очаровательным лицом и приоткрытой грудью, на которой переливался декоративный крестик. — Вы действительно хотели бы иметь от меня ребенка?
— Почему бы нет, — смело ответила девушка, поднося к свежим губам чубук кальяна. Стала осторожно вдыхать, поднимая и опуская острые плечи, и крестик на ее груди чудесно мерцал. Сделала глубокий вдох, и лицо ее стало восхищенным, словно она взлетела, чтобы потом упасть с высоты в лазурное теплое море.
— Смотрите, Джебраил Муслимович, — Маерс снова зажег перед Мамедовым млечный экран, и на нем, как на мониторе медицинского прибора, возникло прозрачное лоно, и в нем крохотный, как розовая креветка, эмбрион. Головка без шеи, черные бусины глаз, пульсирующие ножки и ручки. Зародыш дрожал, трепетал, поглощал материнские соки, заключенный в студенистое, с жемчужным отливом, вещество. На глазах увеличивался, темнел, становился смуглым, фиолетово-черным, покрывался колючей щетиной. В голове обозначился хищный клюв. На лапках заострились железные когти. Он раздирал ими материнское чрево, долбил материнскую плоть отточенным клювом. И вдруг страшно увеличился, разорвал мешавшие зыбкие ткани и рванул на свободу. Превратился в зловещий аппарат с жестокими черными крыльями, заостренным фюзеляжем. С ревом, выбрасывая багровый огонь, ушел в небеса, в туманную звездную даль, где гасли и умирали светила, затухал Млечный Путь, и открывалась непроглядная Тьма, безмолвная пустота, в которую провалилась Вселенная.
Девушка лежала на полу. В глазах ее застыл стеклянный кромешный ужас. А вокруг танцевали, целовались, и ловкий танцор, копируя Майкла Джексона, ходил вокруг упавшей девушки скользящим шагом.
Джебраил Муслимович испытывал восторг и ужас. Он, заурядный торговец наркотиками, в вечном страхе перед изобличением и тюрьмой, вынужденный таить свое состояние, общаться с грязными чиновниками и продажными полицейскими, становился подданным великой страны, основателем мирового научного центра, профессором Тьмы, директором вселенского мрака. Пытаясь уверить себя, что это не сон, что стоящий рядом с ним босой американский полковник является другом и покровителем, Мамедов смотрел, как охранники вытаскивают за ноги бездыханных юношу и девушку и волокут в коридор.
— Кто следующий? — взывал Маерс, похожий на владельца забавного аттракциона. — Кто хочет поучаствовать в звездных войнах?
Парень в безрукавке, с татуировкой на выпуклом плече, мечтавший пострелять в Ираке, взял в рот чубук. Сильно, со свистом вздохнул, так что уголек в медной чаше вспыхнул фиолетовым язычком. Его лицо, мужественное и смелое, вдруг расплылось в идиотической улыбке счастья, изо рта потекла слюна, а глаза закатились, открыв голубоватые, как облупленное яйцо, белки.