А. П. А не является ли этот заказ не только приобретением, но и огромной обузой? Ведь требования заказчика огромны. Индийцы требовательны, придирчивы. Торопят со сроками, въедливо следят за качеством. Они оглядываются на американское, на английское качество, требуют, чтобы Россия строила не хуже.
И. О. Это обломовская позиция: «Зачем мне больше, если мне и так хорошо». Но поймите, этот заказ не является для нас дополнительной работой, источником дополнительного заработка. Он для нас — средство выживания.
С его приходом мы ожили. С его выполнением мы начнем развиваться. У меня появились деньги не только на зарплату, но и на ремонт крыш, на покупку нового оборудования. Я буду развивать инфраструктуру. Ради этого мы работаем в поте лица своего. Прихожу на работу в семь утра, покидаю завод в двадцать два. И многие так.
А. П. То есть заказ для вас — это мобилизация?
И. О. Именно так. Мы доказываем миру, что «Янтарь» — это завод. Это не просто этапное событие, а я бы назвал его историческим. Если мы справимся, это войдет в историю завода, в историю региона. Я вспоминаю «Звездочку» в тяжелейший период, когда казна была пуста, госзаказ не финансировался и стоял вопрос: может быть, отказаться от лодок? Строить танкера? Нефтедобывающие платформы? И вдруг приходит индийская подводная лодка, и все меняется. Оказывается, нужны такие рабочие, такие специальности, такие навыки, такая документация. И на «Янтаре» то же самое. До появления заказа стоял вопрос: нужен ли завод? Теперь все понимают — нужен. Это новый этап в истории завода, включая немецкий период. Когда-то немцы здесь строили паровозы. Потом перешли на ремонт подводных лодок. Потом, в советское время, начали строить корабли. И теперь мы — вновь завод.
А. П. Вы под этот заказ провели мобилизацию. Взбодрили коллектив. Обновили службы. Завершите заказ, будет у вас в руках горсть денег, чтобы направить их в развитие?
И. О. Вряд ли будет большая горсть денег. Все полученные ресурсы идут уже сейчас на обновление инфраструктуры, на модернизацию служб, на приобретение темпа и опыта, позволяющего справиться с заказом. Это очень важно. Новый опыт, новый тонус, обращение с заказчиком и смежником, рыночная практика, взаимодействие с частным акционером — все это позволит нам получить следующий заказ, следующие корабли. Корабли должны строиться на «Янтаре» непрерывно. Вот смысл этого первого заказа.
А. П. Существует расхожее мнение, что подобными экспортными заказами мы строим чужую военную машину, но не свою. Вооружаем чужой флот, но не свой. Возникает некоторая обида, недоверие. Что вы на это скажете?
И. О. Это дилетантский взгляд. Только заказы такого высокого класса позволят нам удержать высокотехнологичное производство. Мы бы могли отказаться от фрегатов, перейти на строительство буксиров. На них большой спрос. И наш, и заграничный. Но разве сравнишь буксир с боевым кораблем? Завязка с сотнями контрагентов, установка и регулировка сверхточного оружия, множество тонких технологий. Разумные руководители понимают: лучше мы с помощью экспортных заказов переживем тяжелые времена и сохраним класс своего производства. Но после «тощих» лет наступят «тучные», и мы станем в полном объеме строить классные корабли нового флота России.
А. П. Сейчас все говорят о Развитии. Путин говорил о Развитии, не успел его запустить, хотя сберег государство, за что ему воздастся в русской истории. Президент Медведев станет осуществлять программу «2020». Но будет ли это Развитие? Будет ли это рывок, революционный переход с одного цивилизационного уровня на другой? Или это будет эволюционный процесс?
И. О. О чем можно говорить с уверенностью, так это то, что поворот к Развитию произошел. Мы это чувствуем на «Янтаре». У нас есть возможности, есть заказы, есть потенциал. Исчезли уныние, беспросветность. Но как, какими темпами мы будем развиваться? За год? За десять? За пятнадцать? Все зависит, как мы используем этот поворот к Развитию. Если государство завтра скажет: «Янтарь», стань первоклассной верфью!» — я отвечу: «Чтобы стать первоклассной верфью, мне нужно четыре миллиарда рублей». Получаю эти деньги — через четыре года «Янтарь» становится первоклассной верфью. Сейчас я работаю на старом производстве, и для выполнения определенной работы мне нужно, например, тысячу человек, а у меня всего четыреста. Но с модернизацией производства мне хватит и четырехсот. Но если мне государство скажет: «Развивайся только за счет своей прибыли, никаких тебе четырех миллиардов», — я стану развиваться, но мне понадобится не четыре года, а четырнадцать лет. Вот проблема рывка или эволюции. Нас волнует судьба денег, которые накопило государство. Их можно вкладывать в нефтедобычу или производство товаров народного потребления, или в туризм, или индустрию услуг. Эти деньги быстро окупаются, приносят моментальную прибыль. Но нанотехнологии, ЖКХ и судостроение дают эффект как минимум через четыре года. Иной раз думаешь: на сочинскую Олимпиаду нашли деньги, а на строительство кораблей не находим. Олимпиада даст работу и процветание сотне тысяч человек, а судостроение даст возможность жить в безопасности целым поколениям.
А. П. Я был на «Севмаше» в Северодвинске. Изучал историю завода, создание ядерного подводного флота СССР, когда со стапелей непрерывно сходили атомные громады, когда менялись их проекты, конструкции. Я слышал от старых рабочих, какой энтузиазм царил на заводе. Конечно, и тогда были пьянки, мордобои, недовольство. Но люди чувствовали, в какое громадное, мессианское дело они включены. Как важны они для страны, для флота, для народа. Это был стимул не меньший, чем зарплата и квартира.
И. О. Два этих стимула должны дополнять друг друга. Уровень жизни на «Севмаше» был выше, чем у остальной страны. Обеспечение товарами, лучшая зарплата, более долгие отпуска, профилактории на берегу Черного моря, ранняя пенсия. Человек говорил: «Раз мне платят больше, заботятся обо мне, значит, я нужен, я важнее и лучше других. Я служу моему государству, но и оно служит мне». А здесь, на «Янтаре», в «черное» время были другие настроения: «Это сволочное государство, имея 51 %, бросило нас к чертовой матери». А когда появился заказ, появились зарплаты, заговорили другое: «Вспомнили о нас. Значит, мы нужны, на что-то еще годимся». Все определяется тем, как к конкретному рабочему относятся государство и завод.
А. П. Конечно, человеку важно, как к нему относятся бригадир или директор. Но есть и более высокие запросы. Вы говорили, что потерян престиж профессии. Я смотрю телепередачу «Главный герой». Кто он, «главный герой» сегодняшней России? Если верить передаче, то это какой-нибудь гламурный стилист или изысканный гомосексуалист, или какая-нибудь топ-модель, или просто распутная телеведущая.
И. О. Самая «интересная» передача — «Из жизни звезд». Когда ее смотрю, мне тошно становится. Я работал на «Звездочке», мы выпускали гигантские плавающие машины, сложнее и великолепнее которых нет ничего на земле. Все, кто их создавал — конструкторы, изобретатели, технологи, рабочие, — это звезды. И все, кто их эксплуатирует: командир лодки, офицеры, мичманы, матросы, способные запускать реактор, стрелять баллистическими ракетами, находиться месяцами под водой, оберегая безопасность Родины, — это звезды. А «Фабрика звезд» — это волосатое мясо, как выразился один мой знакомый.