Типичный персонаж трагедии, подумал Винглинский о себе. Это когда видишь все ужасные ошибки, которые можешь совершить, и понимаешь, что не совершить их не можешь. Да, он будет давать деньги Голодину, вполне, кстати, презираемому им субъекту. Потому что все остальные еще менее годятся для начинаемого дела. Он будет давать деньги, хотя и кретину понятно, что у Голодина нулевые шансы в этой президентской кампании. Винглинский вдруг хмыкнул. Получается парадокс. Отчасти он защищен от всесильной карающей руки фактом бессилия того, кому помогает. Будь Голодин реально опасен для Кремля, за его главного финансиста уже давно взялись бы значительно круче. Надо, конечно, признать, что Ходор представлял собой в сто раз большую опасность в тот момент, чем он, Винглинский, теперь. Если бы прошли в думу все, кого тот проплачивал, учитывая, разумеется, господ коммунистов, можно было бы, продолжая проплачивать, со временем получить две трети голосов этого стада и, заменив всего лишь одну строчку в конституции, превратить заснеженную нашу родину из президентской республики в парламентскую. С назначаемым при помощи думского большинства премьером – уже всеми горячо любимым господином Ходором. Откровенно говоря, Путин захлопнул дверь вагона в самый последний момент, иначе пришлось бы тесниться. Ныне в смысле перспектив все бледнее. Ну кого может испугать ленивый, жестокий, капризный инфант, он же взяточник? Так значит – бояться не надо?
Сергей Янович вздохнул.
Сказать можно все что угодно.
По крайней мере, одно совершенно точно: нельзя показывать, что боишься.
– Либава.
– Я слушаю.
– Кто там должен подъехать?
– Уже целый список.
– Читай.
– Ну, Тимченко, естественно.
– Естественно.
– С ним Курицын.
– А этот нам зачем? Либава задумался.
– Ну, прокурор.
– Ладно.
– Просится Захаров.
– А, этот придурок-капитан.
– Очень рвется, говорит, у него что-то важное.
– Что у него может быть важного? Ну, пусть. Это все? Чего ты там кашляешь, говори.
– Генерал Кунгуров.
– Что?!
Винглинский не столько расстроился, сколько удивился. Здесь, в отрогах Уральских гор, столкнуться с московской паркетной комитетской шпаной – завидная судьба.
– Что ему надо? Либава вздохнул.
– Понимаю.
Он кое-что задолжал по разным там выплатам – не очень в общем-то обязательным, но как бы принятым на себя в свое время. Пусть генерал лично все расскажет. Неприятен был сам факт, что его (олигарха), судя по всему, пасут. Ну, пасли, надо думать, всегда, а теперь уже не скрываясь?! Что ж, Кунгуров – из бывших топтунов, из «девятки», ему ли не уметь. И, надо полагать, старые связи сохранились. Вернулся в лоно ведомства? Только зачем было ждать, когда господин олигарх так далеко от Москвы отъедет? А может, именно потому, что отъехал? Здесь все пройдет тише. Пока шум докатится до Вашингтонов, многого уже можно будет добиться от подследственного.
Сергей Янович отмахнулся от этой линии размышлений как от неплодотворной. Нельзя, чтобы страх настолько застилал зрение. Кунгуров уж точно не годится на роль такого исполнителя. Теперь в этих структурах другие люди. Старики выпихнуты или на пенсию, или в бизнес. Да что там говорить, у генерала репутация подмочена. Он сам что-то около года сидел в «Юкосе», а потом оказался у коммунистов. Сначала думали, что перебежчик, а потом поняли – мостик, по которому туда-сюда шло перетекание взаимного интереса. Генерал, видимо, был настолько важен для КПРФ, что партия даже место в думе ему предоставила, выкинув народного заступника Шандыбина.
Нет, нет, нет! Винглинский энергично мотнул головой, окончательно освобождаясь от неприятного призрака опасности, увидевшегося ему в визите генерала Кунгурова.
Чушь, полная чушь! За баблом прикатил.
Позволить себе по-настоящему испугаться – конец! Испуганный думает неправильно, а этого олигарх в предвыборной России не может себе позволить ни под каким видом.
– Все, я надеюсь?
– Есть еще один звоночек.
– Чего ты голос понизил? Что за звонок?
– Одним словом, Сергей Янович, местный авторитет. Танкер кличка. Самый авторитетный.
– И что?
– Очень просится. Говорит, полезно для всех может быть.
– Запомни раз и навсегда, Либава… кстати, странно, что ты до сих пор этого не понял или тебе не рассказали… Ни с какой шпаной я дела не имел и иметь не собираюсь. Пусть кто-нибудь из службы безопасности, кто-нибудь помельче, съездит и разберется. Потому что, если этот, имени которого я даже знать не хочу, будет настаивать…
– Понял, понял, Сергей Янович, это моя оплошность, прошу меня простить.
– Прощаю. И скажи Мефодьичу, пусть кочегарит баньку. В общем, по полной программе. Девок, все что у них тут принято.
Команды эти Винглинский отдавал без малейшего воодушевления, только по необходимости. И Тимченко, и особенно генерал должны увидеть, что олигарх беззаботен, ни от кого не прячется, от дел не отстраняется, ни на какие нары не собирается, а просто приехал на свидание к своим любимым снегоходам.
г. Калинов
– Если б хотели убить – убили бы, – сказал Елагин, садясь на топчане и опуская ноги на пол. Теперь он уже свободно проделывал это упражнение. Голова не кружилась, в ушах не гудело, глаза не застилало, как в первые дни.
– Контузия, – сказал Кастуев, считавший себя человеком, разбирающимся в медицине. Этот диагноз он поставил сразу после взрыва и теперь настаивал на нем. Ему и Бобру хватило ума не обращаться с бесчувственным майором в больницу, и майор впоследствии очень хвалил их за это. Хотя кто знает, как бы он отозвался об их действиях в случае свой смерти от неоказания ему должной медицинской помощи. Если же серьезно, ребятам пришлось пережить немало неприятных секунд, минут и часов. Надо было оттащить бездыханное, казалось, тело от взорвавшейся машины, решить, что с ним делать, а потом долго и тупо ждать результатов этого решения – отдаст концы или нет.
Приехавшие к месту взрыва люди подполковника Шинкаря вели себя вяло, как бы не имея никакого конкретного задания: не рыскали по дворам, чисто формально опрашивали соседей и даже не попытались попасть в помещение фирмы «Китеж», поблизости от которого стоял несчастный «жигуленок». Им явно хотелось представить взрыв обыкновенным несчастным случаем. Ну, стояла себе машина во дворе, а потом как рванет! Так что можно было сделать вывод: не менты причастны к случившемуся. А кто?
Винглинский? Но даже его месть за похищение Нины не могла оказаться столь мгновенной.
Ночью нашли и доставили врача. Он подтвердил диагноз Кастуева, прибавив к нему еще какие-то медицинские слова.