– А если тем не менее да?
Члены штаба вертели головами, им стало тревожно и интересно. Значит, вон оно что: шефы устроили двойное дно в ситуации. Все не так элементарно, как казалось еще несколько минут назад. Посмотрим, посмотрим!
– Кирилл, надо немедленно ей звонить, чтобы она выбиралась из машины.
Начальник службы безопасности продолжал гнуть свою жесткую линию:
– В этой записке не сказано, что опасность исходит от машины. А вдруг ее хотят таким образом выманить из машины? Машину мы ведь сами час назад проверяли в гараже.
Голодин стал расстегивать ворот мокрой рубашки.
– Отойдем туда, Кирилл.
Они снова ушли в кабинет. Андрей Андреевич наставил на помощника белые сумасшедшие глаза, тряся текстом телефонограммы. Говорил он при этом о вашингтонском звонке:
– Мне предписано во всем следовать твоим указаниям, Кирюша.
Тот спокойно, даже слишком спокойно произнес:
– Да, если вы хотите быть президентом России.
– Даже в тот момент, когда идет на заклание моя собственная дочь?
– Это имитация заклания.
– А если нет?
Капустин слегка дернул щекой.
– Вы можете не следовать моим указаниям. Позвоните, как я вам уже предлагал, сейчас Нине и скажите, чтобы она вышла из машины и отошла как можно дальше от нее.
– Это нарушит твои планы?
Капустин нахмурился и посмотрел на шефа исподлобья.
– Это нарушит «наши» планы. Уничтожит их. Голодин махнул на него рукой и двинулся к столу, где стояли телефоны. Капустин сказал ему в спину:
– Но из этой ситуации уже не выбраться чистенькими. Нам придется объяснять, почему Нина покинула «Мерседес». И возможно, не только журналистам. Машину осмотрят уж точно не журналисты, а спецы из ФСБ, а они сразу поймут, какая готовилась пиротехническая чушь под ее днищем. И быстро установят, кем готовилась.
Андрей Андреевич в одной руке держал снятую трубку, в другой – бумажку с каракулями тетки из секретариата. Текст, написанный на этой бумажке, перевесил все другие соображения. Голодин крикнул:
– Да пошли вы все! – и затараторил: – Нинок, слушай, это я, тут такая фигня получается. Кажется, тебя собираются подорвать. Да, да. Так что паркуйтесь и разбегайтесь, поняла? Немедленно. Счет на секунды.
Капустин стоял у шефа за спиной. Загадочная улыбка появилась у него на губах. Он достал из кармана небольшой пульт и быстро набрал на нем несколько цифровых комбинаций. И тут же вышел к остальным штабистам, смотрящим телевизор. Положил Лику и Чайнику руки на плечи, чтобы в случае чего на вопрос, а где был начальник службы безопасности в такой-то момент, каждый из них спокойно мог ответить: висел у меня на плече.
Минут десять все ждали – не вполне даже отдавая себе отчет, чего именно.
Из кабинета доносился голос кандидата.
– Отошла. Ну и молодец. Лови какую-нибудь машину – и в телецентр. Скажешь, наш штаб завален угрозами взрывов, поджогов. Не надо никаких сумочек, Нина! – крикнул Голодин. Капустин сунул руку в карман. Лик и Владиславлев кинулись в кабинет, почуяв неладное. Андрей Андреевич растерянно стоял у стола.
– Там что-то взорвалось.
Он принялся трясти трубку и дуть в нее. Вбежавшие молчали. Всем было понятно: Нина не отзовется.
Трансляция погодных прогнозов прервалась. Глазам телезрителей предстала все та же миловидная дикторша, но выражение лица у нее было напряженное. Она нервно перебирала бумажки, которые ей явно только что вручили.
– Еще одно экстренное сообщение. Только что с нами по телефону связался наш корреспондент.
Капустин сделал несколько шагов назад, глядя в затылок Голодину.
– На Каширском шоссе в районе станции Расторгуево был взорван автомобиль, в котором находилась дочь и руководитель избирательного штаба кандидата в президенты России Голодина Нина Голодина. Пока это вся информация, мы будем выходить в эфир по мере поступления новых сведений, оставайтесь на нашем канале.
Андрей Андреевич медленно сел в ближайшее кресло. Кто-то кинулся за водой для него.
– Был взорван, был взорван, – повторял кандидат. Минут на пятнадцать он впал в прострацию. Взгляд его казался бессмысленным.
Капустин принял командование на себя. На Каширку выехала штабная машина с медиками, постоянно находившимися на первом этаже здания. По всем телефонам во все соответствующие ведомства ринулись запросы.
Очнувшись, шеф начал проявлять явно запоздалую активность:
– Нет, я не могу здесь сидеть! Почему они больше ничего не сообщают? Подгоняйте машину!
– Андрей Андреевич, здесь мы быстрее все узнаем. На месте происшествия Нину вы можете не застать, ее наверняка уже увезла «скорая», – объясняли ему.
Он вынужден был подчиниться – еще и потому, что вдруг плохо стали слушаться ноги. Сел обратно в кресло.
На экране телевизора вновь появилась миловидная вестница беды с очередным срочным сообщением, как бы специально предназначенным для обезумевшего отца:
– К месту катастрофы уже вылетел вертолет МЧС с необходимым оборудованием на борту. В ожоговом центре готовится палата интенсивной терапии.
– Ожоговый центр? Что там случилось, а? Что там, черт побери, происходит?! Она жива?
Кандидату в президенты ответил нестерпимо услужливый телевизор – на сей раз устами очевидца, уже пойманного самым шустрым репортером. Судя по всему, вслед за «Мерседесом» Нины Андреевны следовало сразу несколько папарацци. Они первыми оказались на месте события и произвели первоначальное дознание.
– Смотрю, останавливается, я тут недалеко переходил шоссе. Вышли. Сначала шофер, а потом женщина. Шофер полез под капот, а она отошла, закурила – и тут как шарахнет!
– Так я не понял, она жива?! – кричал Голодин. – Где Кирилл?!
– Он уже едет туда.
– Мне нужно с ним поговорить.
– Мы пытаемся с ним связаться.
– Не связывайтесь с ним!
Это замечание было отнесено работниками штаба на счет нервного состояния шефа.
Весь день происходили всевозможные перемещения различных официальных и просто влиятельных лиц по городу. Журналисты работали целыми ватагами, только их мало куда пропускали.
Примерно через час после взрыва Андрей Андреевич, до некоторой степени овладевший собой и способностью к передвижению, брел по коридору Ожогового центра, полуобнятый за плечо заведующим отделением, который пытался его успокоить. Все не так плохо, все меры приняты, травма довольно тяжелая, обожжено до тридцати процентов поверхности кожи, но такая травма считается совместимой, вполне совместимой с жизнью. Как только состояние больной стабилизируется, можно будет говорить о трансплантации. Сейчас Нина Андреевна без сознания, поэтому нет никакого смысла входить к ней в палату.