Но, милые мои, положа руку на сердце признайтесь, кто из вас сумеет выполнить требования сумасшедшего психолога? И потом, если бы я не проявляла самостоятельность и сидела сложа руки на диване, мы бы умерли с голоду и погрязли в бытовых неурядицах. Олег никогда не ходит за продуктами, не умеет вбивать гвозди, и на его зарплату не прокормиться даже кошке. Я как могла старалась помочь своему мужу, никогда не упрекала его, и вот награда. Да, я хожу дома в халате, и что? Это повод для измены? Ну тогда я просто обязана бегать по мужикам, потому что Куприн, вваливаясь в квартиру, моментально влезает в жуткое, но страшно удобное для него одеяние. Или ему можно, а мне нельзя? И никто ни разу не пожалел меня, только эта бабуся.
– На-ка, попей, – раздалось сбоку.
В моей руке очутилась чашка. Я со стоном выхлебала воду, слезы немедленно высохли.
– Во, – констатировала бабулька, – действует.
– Что?
– А водичка заговоренная. Ладно, пошли в залу.
Она провела меня в большую темную комнату. Из правого угла мрачно смотрели лики святых.
– Ты не плачь, – журчала старушка, – баба Маня поможет.
– Кто? – шмыгнула я носом.
– Меня бабой Маней звать, а тебя как?
– Виолой.
В глазах бабы Мани мелькнул огонек. Голову на отсечение даю, она любит по утрам лакомиться хлебушком с плавленым сыром «Виола».
– Горю легко помочь, – продолжала бабуся, – слушай рецепт, а еще лучше записывай. Тебе надо сделать зелье приворотное. Его состав: подорожник, да не простой. Сорвать его надо в полночь, на кладбище, на могиле невинной девушки. Затем лягушачья лапка.
– Лягушку тоже надо на погосте ловить? – лязгнула я зубами.
– Нет, – отмахнулась баба Маня, – бери где хочешь. Потом отыщешь камень сердолик и выдерешь шесть волосков из хвоста абсолютно черного кота. Усекла?
Я кивнула. Лягушачьи лапы продаются в супермаркете, правда, они французские, замороженные, но ведь баба Маня сказала, что совершенно безразлично, где я достану сей ингредиент. С сердоликом тоже просто. В прошлом году Ленка Киселева ездила отдыхать в Крым и привезла мне кулон как раз из сердолика. Черная кошка есть у нашей соседки Люси Покровкиной, вот только с подорожником чума. Очень не хочется идти ночью на погост.
– А нельзя растение в другом месте сорвать?
Баба Маня подняла вверх корявый указательный палец.
– Нет! Если чего не так сделаешь, не сработает!
Я приуныла.
– Все сложишь в кастрюльку, – неслась дальше баба Маня, – нальешь смертной воды и кипяти две минуты.
– А что такое «смертная вода»? – удивилась я.
Бабуля понизила голос:
– Жутко дорогая вещь. Жидкость, которую под гробом усопшего сутки держали.
– Где я возьму такую?
– Вот ее я тебе продам, – кивнула баба Маня, – для себя, правда, хранила, но жаль мне тебя, бедолагу, так и быть.
Она снова, кряхтя, встала, открыла буфет, вытащила из него поллитровую бутылку из-под водки, в которой плескалась бесцветная жидкость.
– На, держи.
– Спасибо, – прошептала я.
– Это не все, – предостерегла баба Маня, – начинай прямо севодни, не тяни. Сначала мужику этой водички в суп или чай налей.
– Сколько?
– Ну, столовой ложки хватит.
– А зачем?
– Он тогда дома останется, никуда не пойдет, помается с полчаса и спать ляжет. Вот тогда ты встань над ним и прошепчи: «Замок закрыт, ключ зарыт, кто придет, не найдет, спи, раб божий, до рассвета. Солнышко вознесется, ты проснесся, усе забудешь, жену полюбишь». И бегом на кладбище. Ночью зелье сготовишь и утром, запомни, утром, едва он глаза отворит, ты ему его и подай, пущай выпьет натощак. Все как рукой снимет. Здоровее коня станет.
– Олег и сейчас не больной, – сказала я, – раз любовницу завел, значит, ничего у него не болит.
– Так я про другое здоровье, – меленько засмеялась баба Маня, – семейное. Ступай себе, живи счастливо.
– А поможет?
– Безотказно. Никто не жаловался. Средство старинное, в нашей семье из поколения в поколение передается. Не сумлевайся. Еще мамонька моя им пользовалась! Только ничего не перепутай, ясно?
Я кивнула.
– Ну, бывай здорова. С тебя сто долларов.
– Сколько?
– Могёшь рублями, по курсу.
– Э… это очень дорого!
Хитрое личико бабы Мани сморщилось и стало похоже на скомканный носок.
– А торговаться нельзя, иначе не подействует. Я с тебя копейки лишней не беру. Это за воду, смертную. Вот она, зараза, дорогая. Хотя, ежели платить не хотишь, то могёшь сама подсуетиться. Значитца, так. Берешь бутылочку и наливаешь из чистого подземного ключа. Потом ищешь покойника, он должон быть человеком хорошим, добрым, христианским. Пробираешься у него под гробом семь раз с востока на запад и…
– Лучше заплачу вам, – прервала я бабу Маню.
– Вот и славно, – кивнула она, – пошли тебе господь всяких благ.
Прижимая к груди «смертную воду», я села в «Жигули» и поехала домой. По дороге притормозила у супермаркета, порылась в прилавке-холодильнике и нашла упаковку замороженных лягушачьих лап.
Кассирша, глянув на мою покупку, меланхолично предупредила:
– Это из жабы.
– Знаю.
– Мое дело сказать, – буркнула девица, выбивая чек, – а то кое-кто с цыпленком путает. С вас тысяча пятьсот.
– Сколько? – я чуть не упала.
– Полторы тысячи.
– С ума сойти! Да этих лягушек сотни в лесу!
– Вот и ловите там на ужин, – не сдалась кассирша, – и вообще, какие ко мне претензии? Так берете или отправитесь в лес на охоту?
Я молча расстегнула сильно похудевший кошелек. Однако Олег обходится мне все дороже и дороже, в прямом смысле этого слова. Может, стоило и впрямь отловить дикую квакушу? Или купить ее в зоомагазине? Брр! Никогда. Я не способна убить живое существо, ну их, эти полторы тысячи, еще заработаю.