– Вот и отлично! Раз уж вы все равно встречаетесь – возьми у нее заодно мои бумаги, ладно? А я пока должен тут кое-что сделать.
– Нет проблем, – кивнул Платонов, запирая сейф. – Только мы вернемся не раньше, чем через полчаса.
– А я раньше и не управлюсь…
Серега возвратился отнюдь не через полчаса. Я уже беспокойно поглядываю на часы – мне ведь, не забывайте, еще маму сегодня на вокзал везти. А это, доложу вам, серьезное мероприятие, требующее недюжинной выдержки и самообладания.
– Лена сказала, что там пара человечков есть, которые у нас светились. – Платонов протягивает мне пару листков бумаги.
Ничего особенного в них не оказалось. Из всех ранее судимых лиц в кругу общения Власова – кроме, естественно, самого Сергея – фигурировал некто Владимир Дробышевский. Судим он был еще в 89-м году по статье 212 – это, насколько я помню тогдашний уголовный кодекс, угон автотранспорта. Кем, интересно, он у Шохмана трудится?… Водитель-экспедитор. Логично, ничего не скажешь. Впрочем, я полагаю, что Евгений Наумович знал, что делает.
Но меня сейчас совсем другое занимает. Мне в данный момент гораздо более интересен господин Бердник и то, что удалось у него узнать.
Прежде всего, этот странный звонок. Константин Михайлович сказал, что в нем никакой необходимости не было, но. зачем-то ведь Глебов звонил? Причем именно в то время, когда, по заключению медиков, могла наступить смерть. Кто знает – возможно, убийца как раз в этот момент уже поднимался по лестнице. Или даже. уже был в квартире! И Алексей Викторович, возможно, хотел этим странным звонком что-то сообщить своему другу – что-то такое, чего тот, к сожалению, не понял. Спьяну, в принципе, можно было позвонить, но – нет, Бердник говорит, что Глебов был в норме. Я ведь недаром его спросил, как у покойного с «этим делом» обстояло.
И второе. Почему в числе людей из близкого круга покойного Константин Михайлович не упомянул имя Шохмана? Раз уж, повторяю, Глебов в присутствии водителя назвал того Женькой, то они должны были быть в достаточно тесных отношениях. И бизнес у них, наверняка, был совместный, коль Власов от своего патрона Алексею Викторовичу деньги привозил, причем немалые. Что – Константин Михайлович, волоча на себе весь бизнес, об этом не знал? И с самим Шохманом тоже незнаком? Странно.
Но это все даже не главное. Главное состоит в том, что в ходе нашей беседы Константин Михайлович допустил один, но очень существенный, на мой взгляд, прокол. Правда, тут еще надо кое-что уточнить, поэтому о деталях я, с разрешения уважаемого читателя, пока умолчу, дабы человека зря не обижать. Тем более.
Тем более что на сегодня это были далеко не последние сюрпризы.
Humanum est mentiru.
Человеку свойственно лгать (лат).
Павлик, ну где же ты ходишь?! Я уже вся прямо переволновалась.
– А чего ты волнуешься? Да еще и вся. У нас до поезда еще два часа.
– Так тем более уже выезжать надо!
– Мама, нам ехать от силы сорок минут. Что ты потом еще полтора часа на вокзале делать собираешься?
– Найду, что. Зато я буду спокойна, что не опоздаем. Я не собираюсь прибегать на вокзал в мыле, как скаковая лошадь, и нестись потом за поездом, расталкивая людей.
Такие диалоги – причем практически слово в слово – у нас происходят практически каждый год. Каждый год мама куда-то едет, каждый год я провожаю ее на вокзал, и каждый год такой отъезд сопровождается взаимной нервотрепкой. Лично я привык приезжать минут за пятнадцать до отправления поезда – вполне достаточный запас. Это же не пупышевская электричка перед майскими праздниками, которую бравые пенсионерки с тележками наперевес берут штурмом. Здесь вашего места никто не займет – чего суетиться? Но у мамы своя позиция по этому вопросу, и бороться с ней можно лишь себе во вред.
Трамвая ждать практически не пришлось, и на вокзал, как и ожидалось, мы приезжаем, когда поезд еще даже не подан под посадку. Оставив маму с вещами возле башк. то есть возле памятника Петру Первому, я выхожу во двор перекурить, а затем делаю это еще раз и, возвратившись со второго перекура, застаю ее уже в обществе моей сестры Светы и ее дочки Машки.
– Привет, братик! – улыбается Светлана, а племяшка, радостно завизжав, обнимает меня за ногу. – А мы боялись, что опоздаем. Пока домой доехала, пока Машку из садика забрала. Ромку брать не стала – он из школы какой-то нехороший пришел, так что как бы не разболелся. Только-только ведь с Машей на больничном отсидела.
– А Вова почему не приехал? – интересуется мама с едва уловимым недовольством в голосе. По совести говоря, зять как таковой ей здесь совсем не нужен – важен принцип.
– Ой, мам, я забыла тебе сказать: мы же новую мебель в гостиную заказали! Сегодня вечером должны привезти, и Володя остался дожидаться.
– К нему что – тоже теща переезжать собирается? – не удерживаюсь я.
– Какая теща? – удивленно переспрашивает мама. – Куда переезжать?
– Никакая, мам. Не бери в голову.
Обе женщины смотрят на меня с недоумением. Затем мама притворно тяжело вздыхает, переводит взгляд на сестрицу, как бы ища сочувствия, и качает головой:
– Шутки у него.
– Пройдем, Машуля, купим бабушке минеральной воды в дорогу, – нахожу я спасительный повод избавить дам от своего общества.
– И «Чупа-Чупс»! – радостно соглашается та.
– Само собой.
Наш с Машкой поход затягивается – умышленно, как вы догадываетесь.
Когда мы снова возвращаемся к памятнику, до отправления поезда уже остается двадцать минут, и сказать, что мама нервничает, – значит не сказать ничего.
– Ты что, вообще, хочешь меня в гроб загнать раньше срока?!
Как раз вчера я рассказывал коллегам анекдот про тещу:
«Посмотри-ка, зятек, сколько там до моего поезда времени осталось?…» – «Четыре часа двадцать три минуты и семнадцать секунд!» – тут же без запинки выпаливает зять.
Что-то это мне напоминает.
Хватаю багаж и молча направляюсь в сторону нужного нам перрона.
– Не обращай внимания, Павлуша! – поглаживает меня по плечу Света, когда мы, благополучно проводив поезд, спускаемся по эскалатору в метро. – Ты, можно подумать, нашу маму не знаешь. Хочешь добрый совет?
– Ну? – поднимаю я взгляд на сестру, наперед, однако, зная, что она скажет.
– Жениться тебе надо.
– Спасибо, вы очень любезны. Но, чтобы вести войну на два фронта, у меня нет ни времени, ни нервов.
– Ой, да прямо – «войну»… Тебя послушать, так муж с женой – враги смертные. Тоже мне – специалист. Наоборот, у тебя союзник появится.
– которого мама тут же перетянет на свою сторону, – вставляю я.