Светка вздыхает.
– Вот если бы ты меня послушал, так никто бы твою жену никуда не перетянул. Чем, скажи, тебя Вероника не устроила? Мы с ней давно работаем вместе, и я ее знаю очень хорошо. Кандидат наук, доцент, готовит прекрасно, квартира своя, дача, живет одна.
– …и страшна, как водородная бомба!
– Можно подумать, что ты у нас – Аполлон. – насупилась сестра. – Она, может, и не красавица, но очень даже миленькая. И потом, между прочим, это моя лучшая подруга!
– Ну, ладно – не обижайся.
– Не обижайся. Знаешь, кто ты после этого?
– Кто? – невинным тоном интересуюсь я.
– Засранец! – неожиданно громко подсказывает молчавшая до сих пор Машка.
– Маша! – Светка делает страшные глаза. – Как тебе не стыдно такие слова говорить? Где ты их слышала?!
– Ты сама вчера Рому так назвала, когда он с прогулки пришел, – с обезоруживающей откровенностью поясняет племяшка.
Машке вот-вот стукнет пять лет, и сейчас она иной раз такие перлы выдает, что Светка в ужасе за голову хватается.
Они с Вовой пристроили дочку в какой-то элитный садик с преподаванием музыки и иностранного языка без отрыва от горшка, наивно полагая, что там из нее сделают вундеркинда. Своих детей у меня нет [9] , поэтому я не стану углубляться в рассуждения на педагогическую тему, ибо в противном случае вновь рискую уподобиться, по образному выражению Коли Удальцова, штабному писарю, строящему из себя бывалого воина. Однако не могу не заметить, что пару раз, насколько мне известно, по пришествии из этого самого садика Мария Владимировна, открыв рот, умудрялась вогнать в краску не только маму, но и папу. У них во дворе прямо под домом стоит нормальный детский сад, но, тем не менее, Светлана упорно продолжает таскать дочку в элитный. И это даже несмотря на то, что каждое утро им приходится вставать и выходить из дома на полчаса раньше.
А вообще-то сестренка у меня – честно скажу! – отличная тетка. Как-то так получилось, что мы с ней почти всегда понимали друг друга и практически никогда не ссорились – даже в детстве, хоть и разница в возрасте – всего два года. Между прочим, я – младше, но мне это аукается только сейчас. Видимо, отголоски Светкиной профессии. Она – кандидат химических наук, доцент, читает лекции студентам и поэтому, наверное, вообразила, что может заодно воспитывать и меня. В детстве себе этого не позволяла… Правда, сестрица делает это в гораздо более мягкой форме, чем наша мама.
В настоящее же время они обе одержимы манией во что бы то ни стало меня женить, в связи с чем Светлана переполошила, кажется, весь свой институт.
Между прочим, насчет своей подруги она не совсем права. Это не Вероника меня не устроила, а, скорее, наоборот – я ее. Однажды вечером, после какого-то сабантуя в конторе, ваш покорный слуга, будучи слегка навеселе, неожиданно обнаружил в бумажнике листок с телефончиком, который мне Светка с неделю назад подсунула. Я позвонил по указанному номеру, поболтал с Вероникой и сумел напроситься в гости.
Во втором часу ночи, после тяжелых и изнурительных боев, протекавших на финском раскладном диване, стало ясно, что сокрушительного поражения не избежать. Мне вдруг жутко захотелось стать тонким белым листком бумаги, дабы тихо заползти под простыню и затаиться, чтобы меня там до утра никто не нашел. Однако Вероника была начеку. Доценты – они ведь тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо. Даже слишком не чуждо.
Кончилось тем, что я прохрипел: «Все – больше не могу!» и отрубился раньше, чем услышал ее ответ на эту реплику.
Но Светлана, как мне кажется, не в курсе происшедшего, так что вы уж меня, пожалуйста, не выдавайте! [10]
Мы не стали проходить далеко в вагон, поскольку Светка с Машкой на следующей станции пересаживаются.
– Может, поехали к нам? – предлагает сестра. – Чего тебе одному дома делать? И поешь нормально – у меня сегодня бигус.
– Я не домой, Свет. У меня еще дела сегодня.
– Господи, да какие могут быть дела в отпуске? Отдохни ты хоть немножечко от своих преступников.
– Они не мои, – вздыхаю я. – И потом дела у меня совсем не обязательно связаны со службой. Может, я к твоей Веронике в гости собрался?
– Ой, упасть и не встать! Можно подумать, она тебя так до сих пор и дожидается. Ну, ладно, тогда приезжай завтра. Поможешь заодно нам мебель переставить.
– Завтра? Хорошо, постараюсь.
– Никаких «постараюсь» – обязательно приезжай. Все, Павлуша, наша станция! Так завтра мы тебя ждем.
– Хорошо, созвонимся. Счастливо!
Я с легкой грустью наблюдаю, как Света с Машкой выходят из вагона. Затем они оборачиваются, и племяшка, привстав на цыпочки, весело машет мне на прощание рукой. Я улыбаюсь и киваю в ответ.
Вообще-то, мне от вокзала до дома трамваем быстрее получается. Но мы со Светкой уже довольно давно не виделись, хотелось просто поболтать, и я автоматически спустился с ними в метро. И, раз уж так получилось, то поеду-ка и вправду по делам – тем паче, что ветка прямая.
Двери закрываются, поезд, постепенно набирая ход, ныряет в темноту тоннеля, и я вдруг обнаруживаю прямо перед собой на стекле отпечаток чьего-то пальца. Он настолько отчетливо виден в падающем свете освещающих вагон ламп, что прямо так и просится на обложку детективного романа или учебника криминалистики. Представляете, даже здесь невозможно расслабиться.
Между прочим, пока все равно в метро едем, да отпечатки пальцев разглядываем, позвольте задать вам вот какой вопрос. Ну, про то, как милиция, обнаружив след пальца, преступления раскрывает, разумеется, слышали все. Про это и книг написано много, и фильмов снято не меньше. А вот слышал ли кто-либо из вас про то, как милиция находит преступника как раз потому, что тот НЕ оставил следа пальца?… Нет?…
Эта история была услышана мною много лет назад от одного из коллег, во время дружеских посиделок за «вечерним пузырем» в подмосковном учебном центре МВД. Мы там, на очередных курсах повышения квалификации, две недели печень тренировали. Поскольку сам я в расследовании данного дела не участвовал, в специальной литературе история сия отражения не нашла, да и времени прошло немало, то за точность и достоверность изложенного ручаться не стану. За что, как говорится, купил – за то и продаю.
Произошло это довольно давно, еще при светлой памяти социализме, в известном южном приморском городе, в начале мая. Курортный сезон набирал обороты, и «простых смертных» на популярных турбазах и в приличных гостиницах потихоньку начинали сменять столь же смертные, но уже «непростые».