Рафаэль:

— Не верю! А чего же тогда Вы на него наезжали?

Миронов:

— Дурашка ты. Я тогда комедию перед тобой ломал, чтобы ты ничего не заподозрил. Помнишь, Лаймуш?

Гаудиньш вымучила кривую улыбку и кивнула головой.

Рафаэль:

— Что Вы от меня-то хотите?! Денег у меня все равно нет, меня обокрали. Немного на жизнь осталось. Банкир один, который помогал мне бабло обналичивать, слинял в Лондон со всеми мои деньгами.

Миронов:

— Ты про Александра Лебедя? Так это ж всего сто миллионов. У тебя должно было еще много остаться.

Я едва не упал со стула:

— Что? Откуда.

Сергей Львович остался весьма доволен моим замешательством.

— Это мой человек, — перебил он, — я его подослал. Чтобы ни одной крошки со стола не упало. Он мошенник очень высокого уровня, фактически number one. Однажды попался на пустяке, теперь под нашей крышей работает. Правда, его услуги обходятся недешево.

Я окончательно стушевался.

Миронов:

— Кстати, твой новый мандат на имя Некрасова Александра Викторовича Лайма через меня заказывала. Еще не оформил вид на жительство?

Гаудиньш молча поглядывала на нас, постукивая наращенными ногтями по столу: на Миронова — преданно, с любовью, на меня — с насмешкой и даже с некоторым вызовом. Ее роль во всей этой истории теперь мне была совершенно ясна.

Рафаэль:

— Сергей Львович, плесните еще граммульку, пожалуйста!

ГЛАВА 26

Я сидел в пляжном кресле со связанными руками, да еще под присмотром этого бульдога Бориса, а Лайма фотографировала Миронова на зеркальный «Nikon» и заботливо щебетала вокруг него кроткой самочкой.

1-й снимок. В одной руке мачете, в другой — мохнатый кокос. На заднем плане бассейн.

2-й снимок. В одной руке мой дробовик, в другой — бутылка виски. На заднем плане гигантский цикас в кадке.

3-й снимок. (Лайма предварительно намазюкала на моем лице кровь и синяки.) Приставляет дробовик к моему виску.

Только что мы съездили всей толпой в Пунта-Кана, в «Banco Santa Cruz», где я опустошил свою банковскую ячейку. Пять с лишним миллионов евро пятисотенными перекочевали во вместительную дорожную сумку Сергея Львовича. А что мне было делать? Лезть под мироновские пули или броситься в объятия доминиканской policia? В первом случае деньги мне и вовсе не понадобились бы, во втором — тюрьма, следствие, суд, экстрадиция в Россию, опять изолятор, следствие, суд и бесконечный тюремный срок, а мое сердце этого не выдержит. Я под колпаком у Мюллера, мои мучители прижали меня к стенке и заколачивают мне в глаза гвозди. Нате, подавитесь, твари! А мне, в конце концов, хватит тех денег, что на конфиденциальном счету в одном скромном латвийском банке, и тех, которые спрятаны на вилле, в гараже, тихонько лежат себе под полом и метровым слоем земли, ждут заветного часа.

— Белозёров, если ты думаешь, что это все, то глубоко ошибаешься, — заявил подвыпивший Миронов. — Теперь я хочу, чтобы ты перевел на мой счет деньги из латвийского «Parex Banka». Лайма, принеси ноутбук.

Нехитрая операция при помощи услуги electronic office занимает всего несколько минут. В итоге я нажимаю под дулом «Носорога» на «Ввод» — и $4’500’000 играючи отправляются на Каймановы острова, в какой-то мутный банчок, беззастенчиво обслуживающий аферистов всех стран.

Рафаэль:

— Вы меня сделали! У меня не осталось ни копейки!

Миронов:

— С чем тебя и поздравляю!

Лайма:

— И я тоже!

Мальчик-гаитянин привез на мопеде из ближайшей пиццерии две пиццы, и счастливая парочка теперь хорошенько выпивала и плотно закусывала. Что касается телохранителя Бориса, то он каменной глыбой стоял за моей спиной и угрожающе дышал мне в затылок.

Рафаэль:

— Я хочу, чтобы вы немедленно ушли! Вы получили, что хотели! Оставьте меня!

Лайма, которой я по глупости доверился, была в курсе моих сношений с банками, но только я один знал про денежный схрон в гараже. Это меня в какой-то мере успокаивало и придавало мне сил.

Миронов:

— Не так быстро, Рафаэль! Мы, конечно, уйдем, но сначала скажи нам, где прячешь наличные? По моим подсчетам, у тебя должно остаться еще кое-что.

Рафаэль:

— Сергей Львович, у тебя явно с математикой не в порядке! У меня нет никаких наличных! Ты забрал все! Чего тебе еще нужно, гнида?!

Миронов:

— Ага, мы уже на «ты». Прекрасненько! Борис!

Борис тут же вломил мне в челюсть, и я растянулся на полу.

Лайма застыла с куском пиццы во рту:

— Серёжа, ты же обещал!

Миронов:

— Заткнись!.. БЕЛАЗЁРАВ!!! Мы будем тебя бить и искать, искать и бить! Останешься без зубов, без носа, без яиц, без почек! Если на это понадобится неделя — я позвоню на канал и возьму за свой счет! Так что подумай, стоит ли? Лучше сразу отдай деньги, и я обещаю с тобой поделиться. Так и быть, оставлю тебе пару лямов на жизнь!

Я приподнялся на локте, но получил от Бориса повторный удар ногой в бок.

Светлая доминиканская ночь, безлюдный пляж пятизвездочного отеля, на песке впопыхах сброшенная одежда. Из океана выходят двое обнаженных и устало валятся на песок. Я и КСЮША. Какое острое блаженство! Какой сладкий сок у этих переживаний! Только в такие минуты я в полной мере понимаю, как прекрасна жизнь! Эти чувства, они так красочны, так великолепны, что хочется нажать на паузу и навсегда остаться в их безраздельной власти.

В лицо плеснули водой, я закашлялся, очухался и открыл глаза. Смеркалось. Надо мной стоял Миронов в одних шортах, с пластмассовым ведром в руке.

Башка гудела; тело, накачанное тупой болью, было тяжелым и непослушным. Я вспомнил, что меня часа два били и пытали, но я так и не признался, потому что лучше умереть, чем остаться без копейки, да еще в чужой стране и с фальшивым паспортом.

— Все, Рафаэль, ты свой шанс упустил, — сообщил Миронов, предъявив мне заляпанный землей полиэтиленовый мешок, набитый пачками валюты. — Не получишь ничего! Мог бы спрятать и похитрее!

Это были мои последние восемь миллионов долларов (что-то около того), на которые я так рассчитывал и из-за которых претерпел все эти чудовищные издевательства.

Лайма:

— Я же говорила, что в гараже! Больше негде!

Из двери, ведущей в гараж, вышел употевший Борис, поставил у стены лопату и ломик.