— Вы ни в чем не виноваты, Эмиль. Он давал вам информацию по собственной инициативе.
Санк-Марс не ответил.
— Может быть, нам сначала зайти куда-нибудь промочить горло? — предложил Мэтерз.
— Пожалуй, так будет лучше — согласился Санк-Марс.
ПОНЕДЕЛЬНИК, 3 ЯНВАРЯ
Поставив служебную машину вплотную к сугробу, Санк-Марс перекрыл чей-то выезд из гаража и выключил двигатель. Лейтенант-детектив Реми Трамбле, выглядевший как всегда задумчивым и официальным, сидел в припаркованном поодаль на другой стороне улицы фургончике с эмблемой электрической компании. Сразу за ним приткнулся третий неприметный автомобиль. Для патрульной машины Лапьера место нашлось позади гаража «Сампсон». Полицейские ждали в молчании, не пользуясь даже рациями.
Сгрудившиеся на улице домишки все были на одно лицо — приземистые, с кирпичными стенами, притихшие. В отличие от прошлого раза, когда здесь был Санк-Марс, снег сгребли в сугробы, но еще не вывезли, а прошедший ночью снегопад лишь добавил улице скорби. Помимо нескольких огромных снежных куч, вдоль тротуаров тянулись сугробы поменьше, разделенные расчищенными участками для стоянок машин. Тротуары тоже были завалены снегом так, что для прохода пешеходов оставались лишь узкие тропинки. Андре Лапьеру и его напарнику пришлось тащиться от своей машины к машине, где сидели Санк-Марс и Мэтерз, по колено в снегу. Они с трудом втиснулись на заднее сиденье. — Смотрится неплохо, — констатировал Лапьер. Он выдохнул облако сигаретного дыма, потом наклонился в сторону, чтобы влезть в карман. Колени его сильно упирались в переднее сиденье, толкая Мэтерза в спину.
Санк-Марс показал лейтенанту Трамбле, смотревшему на них через улицу, оттопыренный большой палец, что значило «все в порядке». Лейтенант, с которым он проработал многие годы, стал теперь его непосредственным начальником и выглядел на месте проведения операции посторонним — его полем битвы был письменный стол. Но грипп и праздники нанесли подразделению настолько большой урон, что лейтенанту пришлось выехать вместе с остальными. Он нервно коснулся мочки уха, давая понять, что сигнал принят.
— Эй, Пепси, — обратился к Санк-Марсу Лапьер и зарыл лицо в носовой платок, оглушительно высморкавшись.
Французы в Квебеке придумали много названий для англичан, и англичане в этом от них не отставали. Англичан называли квадратноголовыми — история этого прозвища восходила корнями к головным уборам британских военных в девятнадцатом веке. Оно прижилось, потому что французы считали англичан «квадратными» — менее непосредственными, более замкнутыми. Еще они их называли «проклятыми англичанами» — такое определение в устах француза звучало достаточно сердито. Англичане в свою очередь пытались высмеять французов, давая им прозвища по названиям еды и напитков. Поскольку пепси — самый популярный в провинции напиток, английская ребятня называла своих соперников по другую сторону лингвистического водораздела «пепси». Они обзывали француженок «Мей Уэст», имея в виду покрытый шоколадом ванильный торт, а если и впрямь хотели нагрубить, тогда при обращении называли их «гороховым супом» — в честь другого традиционного французского блюда. Санк-Марс прекрасно понимал, что прозвище, которым воспользовался Лапьер, отнюдь не было комплиментом.
— До меня дошло, Эмиль, что ты лезешь в мои дела.
— Твои дела? Ты, Андре, имеешь в виду твои шашни с женщинами?
Лапьер аккуратно сложил носовой платок. Ему, с его длинным неуклюжим телом и длинной шеей, было очень неудобно сидеть на заднем сиденье. Простуда, о которой ясно свидетельствовали слезившиеся глаза и красный нос, усиливала его неприязнь. По прищуру глаз коллеги Санк-Марс определил, что грипп у него был в самом разгаре.
— Мои женщины на тебя никогда не западут. Ты им напоминаешь священника.
Санк-Марс выглядел заинтригованным.
— Я, Андре, вроде с твоими женщинами никогда и не встречался.
— Ты зря так в этом уверен. Я точно знаю, что ты арестовывал троих.
Впалые щеки Лапьера придавали ему вид бродяги, но, несмотря на высокий рост и неуклюжесть, худым его даже теперь назвать было трудно. Санк-Марс помнил его еще зеленым новичком — тогда он чем-то напоминал карандаш в полицейской форме, а его светловолосая голова — ластик. Выпирающие кости черепа, туго обтянутый кожей лоб, впалые щеки, ясно проступающие на висках голубые вены, глубоко посаженные глаза — Лапьер всегда смахивал на голодного, обделенного жизнью бродягу. И взгляд у него всегда был опустошенный, как у наркомана.
Натянуто усмехнувшись, Санк-Марс ждал, когда он выложит ему свои претензии.
— Пепси, ты лезешь в мое дело.
Сидевший за рулем Санк-Марс резко обернулся, чтобы лучше разглядеть настойчивого собеседника.
— Ты о чем толкуешь?
— Вы заходили домой к семье Артинян, Эмиль. Ты допрашивал их младшего сына.
— Андре, мы просто навестили их, ведь это мы с Биллом нашли тело. Мы выразили им наше уважение и соболезнования, вот и все.
— Добрая ты душа, Эмиль. Следующее повышение тебе должны дать за святость. Мы тебя будем называть святой Эмиль, покровитель стукачей. А ты научишь нас, как десять раз кряду прочесть «Аве Мария», чтобы поймать больше бандитов.
— А у мальчика сложилось неправильное впечатление, — пояснил Санк-Марс.
— О чем именно? — от дыма сигареты Лапьера в машине уже было нечем дышать.
— К ним приходили полицейские, расспрашивали, не наркоман ли его брат. Не ты ли это был, Андре? Я сказал ему, что его брат был хорошим парнем, который нам помогал. Вреда в этом нет никакого, только немного поддержало семью.
— Эмиль, ты говоришь так, будто читаешь газетную передовицу! Я бы хотел об этом узнать, как только открыли дело. А ты, Ален? Если б ты вел расследование по делу об убийстве, ты ведь не мог бы не оценить, если б твой коллега тебе шепнул, что жертва была его стукачом?
Дегир только покусывал нижнюю губу. Он рассеянно смотрел вдаль взглядом мечтателя, которому хотелось бы не работать, а уехать в отпуск или сыграть партию в гольф. Напряженная мускулистая шея, широкий лоб и рассекавшая бровь морщина придавали Алену Дегиру вид человека, который мог головой в щепки разнести дверь. Санк-Марс поймал его взгляд в зеркальце заднего обзора. У него не сложилось впечатления, что молодой полицейский готов занять сторону одного старшего по званию офицера против другого.
— В мои дела, Эмиль, соваться никому не положено, — продолжал сержант-детектив Андре Лапьер. — Ты, может быть, большая шишка, может быть, источник благодати, но ты лезешь в мое расследование, скрываешь информацию.
Маленькие уши, длинная шея, лысая макушка и высокий рост делали Лапьера похожим на жирафа, а в небольшой машине он выглядел так, будто жирафа везут в зоопарк. Если бы он еще чуть пригнулся, то коленки уперлись бы ему в подбородок.