– Для российского государства нет неприемлемых потерь! – рявкнул Терентьев.
– Это не мне решать, – отозвался майор.
– В таком случае применяйте «Белку».
Яковенко переглянулся с Травкиным.
Кодовое название «Белка» носил нервно-паралитический газ, новейшее средство борьбы с террористами, разработанное уже после Дубровки. «Белка» была хороша тем, что отключала человека мгновенно, не давая времени ни надеть противогаз, ни привести в действие взрывное устройство. Для ее нейтрализации требовалось вколоть антидот.
Проблема была в том, что все эти замечательные качества «Белки» существовали только на бумаге, не будучи подтверждены не то что клиническими, а хоть сколько-нибудь надежными испытаниями. Газ мгновенно действовал, – но отнюдь не мгновенно распространялся, и существовала стопроцентная вероятность того, что даже не защищенные противогазами боевики заметят отключившихся товарищей. Кроме этого, подрывник, по утверждению двух сбежавших заложниц, постоянно находился в противогазе.
С антидотом было и того хуже. Его следовало вколоть в первые десять минут, а лучше – пять. Через пять минут заложнику гарантировались посаженные почки, через десять – вечный покой. При самой богатой фантазии Яковенко не мог себе представить, как его бойцы, выбивая противника из заранее укрепленного здания, смогут в течение десяти минут ввести антидот пятистам заложникам, – это опять же если шальной смертник не замкнет контакт, избавив их от необходимости заботиться о чем-либо, кроме рапорта Всевышнему.
«Белка» была отличным средством для нейтрализации каких-нибудь трех идиотов, забежавших в квартиру и приставивших нож к горлу хозяйки. Для применения на таком объекте, как заводоуправление, она не годилась; а уж то, что при этом сгорит половина завода, было гарантированно.
– Применение «белки» в данной ситуации считаю нецелесообразным, – спокойно сказал Яковенко.
В этот момент в кармане помощника Плотникова зазвонил телефон, тот ответил, коротко дакнул и дотронулся до плеча шефа. Оба москвича поспешно вышли в коридор. Там, под мозаичным портретом Ленина, наполовину осыпавшимся на пол, стоял Рыдник.
– Ну что? – тихо спросил Плотников.
– Он тебе позвонит.
– Он согласен или нет?
– Он согласен.
Плотников и Рыдник вернулись в зал.
Генерал Терентьев стоял посереди своих офицеров, весь белый от ярости. Если бы кто-нибудь со стороны слышал его в эту минуту, он наверняка бы решил, что Терентьев – опытный боевой командир, ибо такое богатство лексики свойственно только боевым командирам. Точнее – только им и прощается. Майор Яковенко молча переждал, пока генерал истощил свои познания в ботанике и зоологии, и спокойно сказал:
– Халид Хасаев – опытный полевой командир. Я не вижу возможности для успешного освобождения заложников.
– И что же нам делать?
– Вести переговоры. Успокаивать Хасаева, чтоб не нервничал. Добиться освобождения части заложников, что позволит применить «Белку».
Генерал Терентьев сжал губы.
– Майор, – сказал он, – вы отдаете себе отчет в том, что в это положение Россия попала только благодаря вашей преступной халатности?
– В каком смысле? – спросил побелевший Яковенко.
– У нас были данные о готовящемся теракте. Я послал вас на охрану завода, а вы самовольно покинули завод за час до захвата.
Даже командующий округом, и тот оторопел. Яковенко стал совершенно белым.
– Иннокентий Степанович, – сказал Плотников, – я прошу прекратить взаимные обвинения. Мы никогда не пойдем на авантюрный план, мы начнем штурм не раньше, чем будем уверены – заложники не пострадают. У нас нет причин торопиться. Мы ведем переговоры. Люди получают еду и лекарства.
И вышел. Рыдник и командующий округом поспешили вслед за ним.
* * *
Генерал Терентьев был озадачен произошедшим. Мало того, что его собственные офицеры нахамили ему прямо в лицо, – это было не впервой, с этих отморозков станется, – но и его непосредственный начальник поддержал офицеров!
Генерал Терентьев, может быть, не очень хорошо знал тактику спецподразделения, которым командовал, но зато он очень хорошо знал политическую обстановку. И он был уверен, что с руководителя операции сейчас сдирают три шкуры, требуя как можно более быстрого штурма, любой ценой, с любыми жертвами.
Потери? Неприемлемые потери? Неприемлемые потери, господа, – это потери в материальной технике. Неприемлемых потерь среди личного состава быть не может, а среди заложников? Ну что ж, господа буржуины, извините. Это у вас первоочередная задача – спасти заложников. А у генерала Терентьева есть задача важней – уничтожить террористов. Потому что как ни крути, если перебьешь заложников, ничего с тобой в Кремле не сделают, а вот если упустишь террористов – тут снимут стружку вместе со званием.
Все это, по мнению Терентьева, его шеф Плотников должен был даже не знать, а чуять, как породистая собака чует зайца – и вдруг Плотников переметнулся во вражеский лагерь. Что случилось?
Должен был быть какой-то неизвестный фактор. Генерал Терентьев знал: Хасаев был бандит из Кесарева, а Плотников недолго, но возглавлял УФСБ по краю. Возможно ли, чтобы на Плотникова у Хасаева был компромат?
Тогда это должен быть бронебойный компромат. Компромат калибра сто двадцать два миллиметра. Компроматом хиленьким, как револьверная пуля, Плотникова не возьмешь. Нынче компроматом никого не испугаешь, более того, малый компромат полезен для карьеры, тем, на кого нет крючка, не позволяют идти вверх.
Генерал Терентьев решил очень внимательно приглядываться и прислушиваться ко всему, что делал в эти часы его шеф.
Дело в том, что генерал Терентьев очень не любил генерала Плотникова. Он ненавидел его хамские манеры, тон, которым тот разговаривал с Терентьевым, как с домашним спаниэлем, постоянные приказы: «Принеси то, подай то», и унизительное прозвище «Подавайкин», которое сам же Плотников и придумал.
При любом другом начальстве он, Терентьев, давно бы сделал потрясающую карьеру, а здесь ему пришлось ждать десять лет, прежде чем его назначили начальником управления «С»! И мало того что назначили – срамят перед своими же подчиненными. Сегодняшнее хамство Терентьев запомнит надолго, почти так же надолго, как он запомнил тот мерзкий случай в Саратове, когда Плотников велел достать им девочек и специально уточнил, что девочки нужны только ему и двум местным генералам, – и пока Плотников с девочками парился в бане, Терентьев сидел в прихожей, как простой охранник.
Терентьев понимал, что его карьера безраздельно связана с Плотниковым. Захочет Плотников – похвалит. Захочет – уволит. Очень приятно иметь на человека, который может тебя уволить – термоядерный компромат.
* * *
По пути в штаб генералы отужинали в местном ресторане с отличной японской кухней. Ресторан сразу же закрылся на спецобслуживание, выгнали всех, кроме двоих: высокого роста, коротко стриженных, с переломанными боксерскими носами и золотыми цепочками, выбивающимися из-под черных кашемировых свитеров.