– Тебя как зовут? – спросил Баров.
– Даша.
– У меня дочку тоже зовут Даша, – сообщил Баров.
– И сколько ей?
– Двенадцать.
– Вы очень ее любите? – спросила Даша.
– Да. Очень.
Подумал и добавил:
– У меня, кроме нее, никого нет. Я, кроме нее, никому не верю.
– Она, наверное, счастливая.
– Я бы очень этого хотел.
– А у нее своя комната есть? – простодушно спросила девочка.
Лицо Барова было как-то странно безмятежным.
– Да, – сказал Баров, – у нее своя комната. Очень большая, на втором этаже, с эркером. Стены у нее крашены в персиковый цвет, а на столике под окном стоят ее игрушки. У нее очень много игрушек, у меня так заведено, что я из каждой поездки обязательно привожу ей по игрушке.
– А вместе вы игрушки не покупаете? – спросила девочка.
– Нет. Так получилось, что игрушки покупаю только я.
– Это неправильно, – сказала девочка. – Игрушки надо покупать вместе. Помолчала и добавила: – А нас убьют?
– Ну что ты, – улыбнулся Баров, – все будет нормально. Нам вот еду дают, воду. Все могло быть гораздо хуже.
– Не кормили бы, да?
Баров глядел на ящики с гексогеном.
– Эти люди хотят договориться. А когда люди хотят договориться о чем-то, они, как правило, договариваются.
– Они все время молятся, – сказала Даша. – Когда они не молятся, мне не страшно. А когда молятся, очень страшно. Они не боятся смерти. Они боятся только своего Аллаха.
Баров положил Даше руку на плечо.
– Видишь чеченца с машинкой?
Даша вздрогнула.
– Это стандартная армейская подрывная машинка. Нажимаешь кнопку, и происходит взрыв. А ведь они могли устроить все по-другому. Так, что отпустишь кнопку – и происходит взрыв. А знаешь, почему они воспользовались стандартной техникой? Потому что Халид боится случайного сбоя куда больше, чем русского снайпера. Эти люди не хотят умирать. Они хотят выжить. А с теми, кто хочет выжить, я всегда договорюсь. А теперь иди к маме.
Даша ушла. Баров, заложив руки за голову, глядел в потолок. В темно-серой щетине, вылезшей на подбородке, отчетливо выделялся безволосый волдырь шрама, и Карневич понял, почему олигарх так чисто бреется. Свитер Барова был раздутый от бинтов и бурый от крови.
– Проснулся? – вполголоса сказал Баров.
– Да. Ты действительно думаешь с ними договориться?
– Да. Со всеми, кроме Руслана.
– Кроме Руслана?!
– Он не воин. Он попал сюда случайно. У него сорвет крышу. Я тебе говорю – опасайся Руслана больше, чем этого… маленького – Талатова.
– Случайно? Вы думаете, он не знал…
– Что-то знал. Иначе не предложил бы тебе продать танкеры. Очень удачная идея. Если НПЗ не будет, танкеры будут на вес золота.
Баров помолчал.
– Но знал не все. И как-то надеялся отмазаться.
– Тогда зачем он остался на заводе?
– А ты не понял? Он хотел сдать мне Халида.
Карневич вздрогнул. Перед глазами его, как живые, прошли черные фигуры офицеров управления «С», покидавших здание. Элитная группа. Группа для борьбы с терроризмом. Если бы они вернулись. Если бы они были предупреждены…
– Господи боже мой, – сказал Карневич, – то есть если бы…
– Никогда не говори «если бы», – сказал Баров, – в разгар кризиса никогда не думай, что ты сделал не так. Всегда думай, что надо делать сейчас.
Карневич несколько минут молчал.
– Ты действительно покупаешь игрушки дочке?
– Да.
Бизнесмен помолчал и добавил каким-то безжизненным голосом:
– Я ей все покупаю. Школьную форму покупаю. Обувь покупаю, билеты в кино. Меня… в магазинах знают… Лучшее оставляют.
– А что говорит жена?
– Я не женат.
– А девушка?
– У меня нет девушки.
– А как же…
– Это очень просто. Заводишь специального человека, и он беседует со студентками. Приличными студентками, из лучших вузов. Не какими-нибудь проститутками. Потом студентка приходит к тебе вечером. И уходит утром. На следующий день приходит другая.
Иногда ты загружаешь целый самолет и летишь в Ниццу. Это очень просто. Я тебя научу.
– А почему не позвонить в бордель?
– Я не одеваюсь на блошином рынке.
Большинство заложников еще спали. Карневич некоторое время глядел вверх, туда, где обычно бывает небо. Сейчас там было прозрачное стекло балкона, и на нем, как на облаке, – молоденький боевик в зеленой повязке. Есть хотелось ужасно.
– В прошлом году я заплатил пять миллионов за голову Хасаева, – внезапно сказал Баров.
– А?
– Я назначил цену. Мне сказали, что заказ выполнен. Знаешь, кто взял деньги? Вот этот кумык, который с ними. Маирбек. Развели меня, как лоха. И не только меня. Ты думаешь, отчего было столько релизов о его смерти?
Баров невесело рассмеялся.
– Я всегда знал, что мы вдвоем не поместимся на одном глобусе. Либо он меня, либо я его. И пока, похоже, что он меня.
Дверь распахнулась, и на пороге появился Руслан. Заложники испуганно зашевелились. Чеченец, небрежно переступая через людей, подошел к Даниле.
– Сколько твоя яхта делает узлов? – спросил он.
– Двадцать девять.
– Ваши согласны на наши условия. Кажется, у тебя будет еще шанс прокатиться на своей яхте. – Ствол автомата обвел притихших заложников. – У вас у всех будет этот шанс.
Двое боевиков подхватили Барова под локти и повели. Выходя, Руслан даже не оглянулся на Милу.
* * *
Пошли уже третьи сутки с момента захвата, а Хасаев выглядел по-прежнему свежим и бодрым. Глава боевиков разговаривал по «вертушке», осененной черным знаменем джихада; при виде вошедших он протянул трубку Даниле и пояснил:
– Плотников.
От трубки пахло порохом и потом. Никто не предложил Барову сесть, а стоять на ногах было трудно.
– Данила Александрович? – раздалось в трубке, – мы достигли определенного успеха в переговорах. Вы переводите деньги – Хасаев выпускает половину заложников. Так что…
Халид вырвал трубку из рук Барова и быстро, сбивчиво заговорил. Баров понял, что уходят не только заложники – вместе с ними уйдет и часть боевиков.
Наконец Халид повесил трубку, повернулся к Барову и протянул ему сотовый.
– Звони своему банкиру. Деньги надо перевести вот сюда.