Название компании было «Антарес». Баров механически запомнил юридический адрес.
– Что это за контора? – спросил Баров.
– Тебя это не должно волновать.
– У тебя будут неприятности, – сказал Данила. – Я почти уверен.
– Почему?
– Безналичные деньги всегда оставляют след. Чтобы их спрятать, нужно знать довольно много вещей, которым не учат в горах Чечни. По моему опыту, очень много русских придурков, которые думают, что они спрятали свои деньги, становятся жертвой заграничных мошенников, скверных финансовых консультантов и банкиров, которые хранят банковскую тайну ровно до той поры, пока на них с треском не наедет швейцарская прокуратура. Я переведу деньги со своих счетов на этот «Антарес». Стив будет молчать. Мои банки будут молчать. Но как только все кончится, Российская Федерация обратится в «Интерпол», и весь твой «Антарес» и то, что из него ушло, накроется медным тазом.
– Ты что, набиваешься мне в финансовые консультанты?
– Да.
– И какой твой гонорар?
– Жизнь этого города.
– И что ты можешь посоветовать?
– Банк. Хочешь, на Багамах. Хочешь, в Бейруте. Сейчас Бейрут очень модное место.
– И что сделает банк в Бейруте?
– Он создаст какую-нибудь компанию. Например, компанию «Консолидейтед Майнинг», которая имеет лицензию на добычу алмазов в Папуа-Новой Гвинее. В Папуа-Новой Гвинее, правда, нет алмазов, но ведь банк не обязан это знать?
– И что компания?
– Компания выпустит акции. На двести миллионов долларов.
– И кто их купит?
– Другой банк. Допустим, в Латвии. Клиент этого банка с номерным счетом.
– А откуда возьмутся деньги на счету в Латвии?
– С моих швейцарских счетов.
– И сколько времени займет вся процедура?
– День. Зато я могу гарантировать, что когда Российская Федерация обратится в Интерпол, она ничего не получит. Никто не может запретить латвийскому банку купить у бейрутского банка акции папуа-новогвинейской компании. На двести миллионов.
Халид усмехнулся.
– Российская Федерация не обратится в Интерпол.
– Почему?
– Потому что «Антарес» – это помойка Плотникова и его шефа. Они через нее получали откаты с экспорта российского оружия, и, разумеется, они всегда говорили в Кремле, что эти деньги идут на благое дело укрепления вертикали власти. Никто не доносит в Интерпол сам на себя. Деньги пройдут через «Антарес» и уйдут дальше.
Баров ударил ладонью по столу.
– Ты что, больной, – заорал он, – ты что, не понимаешь? Как только «Антарес» получит эти деньги, на нас упадет атомная бомба!
В следующую секунду Халид молниеносным движением сжал пальцы Барова и дернул их вперед и вверх, ломая суставы. Баров дико заорал, Висхан схватил его за волосы и бросил на пол.
– Ты что мне сказал, русская свинья? – раздался в вышине голос Халида.
Баров корчился на паркете, прижимая к себе пылающую ладонь. Голос его от боли звучал глухо, но твердо.
– Что бы ты ни имел на Плотникова, ему плевать. Ни один компромат в России не стоит двухсот лимонов.
– Как ты назвал меня, ублюдок? Мы что, равны?
– Я знаю Плотникова. Он…
Висхан вздернул пленника за волосы, заставляя встать на колени, и тут же страшный тычок разбил ему рот. Следующий удар пришелся в пах. Баров копошился на полу, пытаясь встать. Двое боевиков подскочили к нему и принялись избивать, пока Халид не остановил их гортанным окриком.
Баров лежал без сознания.
– Воды, – приказал Халид.
Откуда-то явилось ведро ледяной воды и обрушилось на голову пленника. Стекая с одежды, вода становилась розовой. Баров заворочался и застонал. Халид подошел к нему и приподнял за слишком длинную челку.
– В следующий раз, когда ты назовешь меня больным, – сообщил Халид, – я отстрелю тебе пальцы. Сначала на ногах, потом на руках. По одному. Потом я отрежу тебе уши и набью ими твое распоротое брюхо. А если к этому времени ты еще не помрешь от болевого шока, я отдам тебя Висхану, и он проделает все остальное. Запомни, русский, мы не равны. Даже из очень умной овцы не выйдет глупого волка. Здесь – не кино. Здесь нет героев. И в Ханкале, где из моих родичей делают фарш, героев тоже нет. Если я захочу, ты сожрешь у меня свои собственные кишки с гарниром из собственной блевотины. И в этом не будет ничего героического. Ты понял?
Баров закашлялся, выплевывая вместе с кровью лохмотья десен.
– Ты понял?
Пленник кивнул.
– Хорошо. А теперь прожуй зубы и звони куда обещал.
* * *
Чеченцы перестарались, объясняя русскому правила хорошего тона. На то, чтобы прийти в себя, ушел час и куча хирургических ниток, которыми пришлось сшивать края разошедшейся раны. После перевязки Баров долго лежал, уставясь в потолок и осторожно пробуя языком зубы: некоторые были на месте.
Зато в финансовые советники олигарх больше не набивался; когда он набрал номер лондонского финансиста, специализировавшегося на создании и управлении от имени клиента сложными оффшорными холдингами и группами легальных, но непрозрачных компаний, из его носа еще шла кровь, но голос его звучал так спокойно, будто он проводил заседание совета директоров.
– Стив? Это Баров. У меня просьба. Мне нужны деньги. Сегодня к вечеру я пришлю реквизиты получающей стороны. Ты должен перевести деньги немедленно, как только получишь реквизиты, и не ставя никого в известность.
Голос Стивена Уотерхэма отозвался как ни в чем не бывало.
– Сколько?
– Двести миллионов долларов. Если у нас на счетах столько нет, продай какие-нибудь бумаги. Лучше не русские. Я склонен предполагать, что русские бумаги за последние два дня сильно подешевели.
В трубке на мгновение замолчали.
– Данила, – осторожно сказал Уотерхэм, – а ты ведь сейчас на тихоокеанском побережьи России? Где происходят эти ужасные события?
– Да. В Лондоне, как всегда, хорошо осведомлены.
– Это на первых полосах всех газет.
– Я не читал газет последние два дня.
Опять секундная задержка. Баров был уверен, что Стив не спросит его какую-нибудь глупость о принуждении и упирающемся в затылок дуле автомата. Стив был одним из лучших финансистов, которых Баров когда-либо видел. Если бы он мог выбирать, кого с собой взять в Кесарев, Баров взял бы этого странного англичанина.
– Данила, ты уверен, что… российское правительство не прослушивает этот телефон?
– Стив. По ряду причин я полагаю, что российское правительство никогда не поднимет вопроса об этих деньгах и будет страшно опечалено, если его поднимешь ты.